Читать книгу "Блеск шелка - Энн Перри"

Феодосия посмотрела ему в лицо:

– Можете верить во что хотите, если вас это утешает. У меня больше нет веры. Возможно, когда-нибудь я вновь ее обрету, но сейчас вы ничего не можете для меня сделать.

Константина охватило раздражение. Она не имела права разговаривать с ним таким тоном, словно святость Церкви для нее пустой звук!

– Если бы ты приняла епитимию, – твердо сказал епископ, – например, рассталась бы с Леонидом на какое-то время и посвятила бы себя заботам о больных, тогда…

– Я не нуждаюсь ни в какой епитимии, епископ, – оборвала его Феодосия, – вы уже освободили меня от прегрешений, которые я совершила. Если моя вера не такая, какой ей следует быть, то хуже от этого только мне. А сейчас, пожалуйста, уходите, пока не вернулся Леонид. Не хочу, чтобы он подумал, будто я с вами откровенничала.

– Тебе так нужна любовь человека, что, для того чтобы сохранить хотя бы ее видимость, ты готова отказаться от любви к Богу? – спросил Константин с огромным сожалением.

– Я могу любить простого человека, епископ, – в исступлении сказала Феодосия, – я не могу любить мужчин, для которых превыше всего их убеждения и принципы, которых они придерживаются только тогда, когда им это выгодно. Все, что вы проповедуете, на самом деле представляет собой набор мифов, указаний, правил, которые вам удобны. Леонид – обычный мужчина, возможно, не идеальный и даже не слишком преданный, но реальный. Он разговаривает со мной, отвечает на мои вопросы, улыбается, когда видит меня, иногда даже нуждается во мне…

Константин решил смириться с неизбежным.

– Когда-нибудь ты изменишь свои взгляды, Феодосия, и обратишься к Церкви, и она готова будет тебя простить.

– Пожалуйста, уходите, – мягко попросила женщина. – Вы любите Господа не больше, чем я. На самом деле вы любите свою должность, облачение, власть. Вам нравится, что не нужно думать своей головой и сталкиваться со страхом одиночества. На самом деле вы ничего собой не представляете, впрочем, как и все мы.

Константин не отрываясь смотрел на Феодосию, содрогаясь от силы ее отчаяния. Он словно стоял в ледяной воде, которая сначала сковала ступни, потом, поднимаясь, – колени, бедра и то изувеченное место, где должны были находиться его гениталии. Может, он на самом деле любил лишь порядок, власть или ее иллюзию? Может, он и не испытывал искренней, глубокой, всепоглощающей любви к Господу?

Отказываясь думать об этом, Константин попытался изгнать эти мысли из головы. Он резко развернулся и вышел на улицу.

– Я предложил ей все это, – позже сказал он Анастасию, – однако Феодосия категорически отказывается нести епитимию. Тем не менее я должен был попытаться.

Он посмотрел на Анастасия, рассчитывая разглядеть в его глазах уважение и признательность за свою настойчивость и благородство. Но увидел в них лишь презрение, словно его слова приняли за оправдание. Этот взгляд причинял острую боль, и Константин пришел в смятение.

– Твоя гордыня завела тебя слишком далеко! – крикнул он, поддавшись внезапному приступу неудержимой ярости. – В тебе нет ни капли смирения. Ты поспешил придумать наказание для Феодосии, но сам ни разу не исповедался в собственных грехах. Возвращайся ко мне, когда будешь готов!

Лицо Анастасия стало белым как мел. Он удалился, а епископ, глядя ему в спину, думал о том, что бы еще сказать, что-нибудь жестокое и беспощадное, чтобы как можно больнее ранить его сердце, но не смог подобрать слова.

Анна тяжело переживала разочарование. Раньше она находила в Константине лишь достоинства, возможно, просто потому, что ей это было нужно. Сейчас наставления Церкви перестали иметь для нее значение, ведь она больше в них не верила. Как же она на это осмелилась? Константин необдуманно отпустил Феодосии ее прегрешения и тем самым лишил Анну возможности освободиться от собственных грехов.

Теперь она могла полагаться только на собственное понимание Бога. Стоя в одиночестве на коленях, Анна пыталась разглядеть сияние в темноте и ощутить тепло, которое согрело бы ее сердце.

Возможно, так все и должно было быть. Когда рядом нет никого, ты смотришь вверх. Без темноты не увидишь света. Она должна принять свое одиночество, не искать у других поддержки и прощения, а найти все это в собственном сознании и душе.

Глава 82

Зоя шагала из угла в угол в своей любимой комнате. Каждый раз, поворачиваясь, она смотрела на большое распятие. На его задней поверхности оставалось одно имя, которое жгло огнем душу пожилой византийки, – Дандоло, самое значимое из всех. Она должна найти способ отомстить ему и его потомкам. Нужно успеть отомстить Джулиано до того, как придут крестоносцы и станет слишком поздно. 1280 год подходил к концу, и захватчики вот-вот отправятся в путь – возможно, уже в следующем году[7].

Женщина остановилась у окна, уставившись в темнеющее зимнее небо. В последнее время Елена вела себя особенно высокомерно. Несколько раз Зоя ловила в ее взгляде сдерживаемый внутренний смех, почти издевку, какую обычно вызывают побежденные. Зоя приходила к выводу: ее дочь знает, что Михаил – ее отец, и собирается использовать это обстоятельство в своих целях.

Возможно, разумно будет послать Сабаса, чтобы он проследил за ней. Елена, казалось, охладела к Деметриосу. Это было заметно по едва уловимым признакам: она стала выбирать менее соблазнительные наряды, позволяла себе время от времени отвлекаться, думать о чем-то явно не связанном с ним, и невнимательно слушала то, что он ей рассказывал. Неужели у нее появился кто-то другой? Но Деметриос был идеальным претендентом на престол!

Зоя все еще думала об этом, когда в комнату вошел слуга. Он встал перед ней, уставившись в мозаичный пол и не смея поднять глаза.

– Что? – спросила она.

Какие новости могут парализовать такого идиота?

– Мы только что узнали, что дож Контарини покинул свой пост несколько недель назад, – ответил он. – В Венеции теперь новый дож.

– Конечно новый, – фыркнула Зоя. – И кто же он?

– Джованни Дандоло. – Голос слуги дрогнул от нервного напряжения.

Зоя издала приглушенный звук, стараясь справиться с охватившей ее яростью, и велела слуге убираться. Он торопливо повиновался.

Значит, во Дворце дожей воцарился еще один Дандоло. До него она не сумеет добраться – но до Джулиано сможет. Кем ему приходится новый дож? Впрочем, не имеет значения; старик Энрико является предком как одного, так и другого – и только это имеет значение.

Теперь Джулиано захочет вернуться в Венецию в надежде на повышение. Она должна успеть отомстить, прежде чем и этот Дандоло ускользнет от нее.

Когда Зоя обдумывала эту мысль, к ней явился ее старинный друг. Он вошел в комнату белый как мел, с напряженной спиной, и заговорил, заламывая руки.