Читать книгу "Перелом. От Брежнева к Горбачеву - Олег Гриневский"

С тем и лег спать. А на следующий день, 23 сентября, встал, как барин, в девять часов — первое безмятежно спокойное утро. Но уже через полчаса прямо из ванной меня выдернул опять «референтурщик» — срочная из Москвы. Ковалев сообщал, что Горбачев поручил мне лично провести пресс — конференцию в Москве не позднее 24 сентября.

Рейсом 12.50 я вылетел из Стокгольма, а вечером уже был в МИДе. Ковалев тепло поздравил и сказал: «Давайте я Вас обниму». Потом посмотрел внимательно и бросил загадочную фразу:

— У Вас был только один шанс из ста, и Вы его все— таки вытянули.

Накануне вечером, — говорил он, — у меня была беседа с Горбачевым. Он доволен результатами Стокгольма и сказал, что Гриневскому надо выступить на пресс — конференции примерно в том же ключе, что и в телеграмме. Он спросил, где Вы сейчас находитесь и успеете ли прилететь из Стокгольма.

Но сегодня Добрынин разговаривал с Горбачевым и высказал идею, чтобы во время пресс— конференции было оглашено Заявление Генерального секретаря по результатам Стокгольма. Оно должно быть кратким: три абзаца — три мысли. Горбачев вроде бы согласился.

В тот же вечер я набросал проект Заявления Горбачева в трех абзацах и краткую Записку.

Уважаемый Михаил Сергеевич,

Прошу рассмотреть проект Заявления от Вашего имени о результатах Стокгольмской конференции, которое было бы оглашено на пресс— конференции 26 сентября (проводит глава делегации Советского Союза О.А.Гриневский). Прошу согласия. А.Ковалев. 24 сентября 1986 года.

Это тоже было нововведение, — отметил я про себя. Раньше Записок на имя Генерального не писали — все они были адресованы безлично: ЦК КПСС.

* * *

Горбачев принял меня в своем кремлевском кабинете накоротке. Выглядел он прекрасно — загорелый, уверенный, улыбающийся, глаза горят.

— Молодец, — сказал он, крепко пожимая мне руку. — Слово держишь. Я читал твою телеграмму из Стокгольма. Все правильно, только тональность надо менять. Стокгольм — это не только наша победа, это общая победа. Поэтому на пресс — конференции надо сказать также о вкладе нейтралов и западноевропейцев, да и американцев. Если бы они были против, то ничего бы не вышло. Поэтому соглашение в Стокгольме — это прорыв в плане разоружения, доверия, улучшения международного климата в целом. Будем считать, что первый шаг по этой дороге сделан.

А через два месяца — 15 декабря 1986 года, как это и предусматривалось Стокгольмским документом, произошёл обмен ежегодными планами военной деятельности. Запад объявил о 18 видах такой деятельности, Варшавский договор о 25, а Н + Н страны — о 5. Из них три пришлось на Швейцарию.

Первую инспекцию на территории Советского Союза потребовали американцы. Она была проведена во время учений в Белорусском военном округе. Вслед за этим СССР потребовал проведение инспекции за натовскими учениями в Турции. Как и американская, она прошла без проблем. Механизм заработал.

ГЛАВА 15

В МИДЕ ГОТОВЯТ ДЕРЬМО

В Москве сразу же пришлось окунуться в новые дела. В тихом Стокгольме мы и не подозревали, какие страсти кипят за стенами Кремля. Внешне это никак не проявлялось, но все помыслы и дела были направлены там на подготовку новой встречи в верхах. Теперь она должна состояться в холодной столице Исландии –Рейкьявике. Но Горбачёв гневался и понукал свою команду.

Почему? Что заставляло его нервничать? Мои хождения по московским кабинетам вскоре подсказали ответ: разочарование. Продуктивный диалог с американцами, которого так добивался Горбачёв, явно не клеился.

Ещё год назад, в Женеве он с готовностью согласился с предложением Рейгана снова встретиться сначала в Вашингтоне, а потом в Москве. Давая его, Генсек надеялся, что уже их первая встреча на берегу Женевского озера станет важным шагом на пути к кардинальным изменениям в советско— американских отношений. Не получилось. Поэтому в начале 1986 года Горбачёв неоднократно предупреждал: в Вашингтон он не поедет, если там не будут заключены весомые соглашения. А на ХХV11 съезде КПСС подтвердил: следующая встреча в верхах должна ознаменоваться «практическими результатами» в деле разоружения, а не свестись к пустым словопрениям.

В марте он предложил Рейгану сконцентрироваться на запрещении испытаний ядерного оружия. В Москве посчитали, что здесь проще всего достичь согласия. Однако Вашингтон отверг это предложение. Больше того, в канун окончания объявленного СССР срока моратория США демонстративно взорвали мощный ядерный заряд в пустыне Невада. Поэтому в очередном послании Рейгану в апреле Горбачёв жаловался, что действия США не создают благоприятных условий для встречи в верхах, которая должна быть «значимой и существенной».

В мае Горбачёв согласился послать Шеварднадзе в Вашингтон для подготовки к саммиту. Но после американского удара по Ливии отменил эту поездку. Тогда Рейган предложил, чтобы Шульц и Шеварднадзе встретились в середине лета и начали подготовку к встрече в верхах. Горбачёв сделал контр ход, предложив в послании от 19 июня начать такую подготовку по обычным дипломатическим каналам, с тем чтобы министры встретились в сентябре и обсудили итоги проделанной экспертами работы.

На том и порешили. В конце июля зам министра иностранных дел А.А. Бессмертных, ведавший американскими делами, вылетел в Вашингтон. Там он вместе с послом Ю.В. Дубининым провёл серию переговоров с зам госсекретаря Розалиной Риджуэй, в ходе которых была выработана «рабочая программа» интенсивных консультаций по ключевым направлениям советско— американского диалога: разоружению и региональным кризисам.

В результате разоруженцы, которых возглавляли известные специалисты В.П. Карпов и Поль Нитце, провели две встречи в Москве и в Вашингтоне. А региональщики во главе с А.Л. Адамишиным и Микаэлем Армакостом заседали два дня в американской столице, обсуждая положение дел в Афганистане, Анголе, Центральной Америке и других горячих точках мира.

Но по обоим направлениям — ни там, ни там заметных подвижек не было. Шло обычное топтание на месте, сопровождаемое бесконечными дискуссиями со взаимными обвинениями. А разгоревшийся шпионский скандал Захаров — Данилофф резко тормознул начавшийся было робкий диалог. В общем, только в Стокгольме, на европейском направлении намечался прогресс по мерам доверия и безопасности.

* * *

В августе в Москве, как обычно, наступил сезон отпусков. Горбачёв уехал в Крым на дачу в Ливадии. С ним был его помощник А.С. Черняев, который перед обедом докладывал Генсеку неотложные дела и текущую информацию. Однажды, было это 19 августа, из МИДа поступила срочная «бумага» — концепция предстоящей встречи с президентом Рейганом. Шеварднадзе тоже был в отпуске и на хозяйстве в МИДе оставался его верный, как тень, первый заместитель А.Г. Ковалёв. Он и подписал этот злосчастный документ. Далее слово Черняеву:

«Помню был особенно жаркий день. Горбачёв сидел в плетённом кресле, в шортах. Поговорили о пустяках, потом я протянул ему «бумагу»: вот, мол, результат вашего поручения. Он взял, внимательно прочитал. Бросил на стол. Смотрит на меня: «Ну что?» Я в ответ: «Не то, Михаил Сергеевич!» Он: «Да просто дерьмо!» Стал рассуждать. Потом говорит: «Пиши — немедленно подготовить моё письмо президенту Соединённых Штатов с предложением встретиться в конце сентября — начале октября либо в Лондоне, либо — помолчал немножко — в Рейкьявике.» Я вытаращил глаза. Спрашиваю: «Почему в Рейкьявике?» Он: «Ничего, ничего: на полпути от нас и от них, не обидно другим великим державам!»[178]