Читать книгу "Заказ - Константин Кульчицкий"

Озеро Мелар, то, что выливается в Балтику из-под стокгольмских мостов, на самом деле очень большое. По карте это не сразу поймёшь, потому что у него весьма изрезанные берега: всё озеро представляет собой сплошь длинные и извилистые заливы-проливы-протоки, здесь не доищешься открытых пространств от горизонта до горизонта, как у нас на Ладоге или Онеге. Зато практически любая вода, которую можно увидеть за окошком машины в пределах километров этак ста к северо-западу от Стокгольма, скорее всего окажется не просто озером, живущим само по себе, а непременно ответвлением Мелара.

В одном из бесчисленных заливов-проливов у семейства фон Шёльдебрандов был свой собственный остров.

Не очень большой остров, примерно километр на полкилометра. До ближайшего берега – добрая сотня саженей воды. Попасть на остров можно только по узенькой – двум автомобилям не разъехаться – дамбе. А зачем им здесь разъезжаться, зачем куда-то спешить?.. Ближе к острову, возле густых камышей, плавает пара красавцев-лебедей с уже взрослым, уже готовым лететь выводком. У материковой части дамбы что-то ищут в воде серо-пёстрые канадские гуси. Никто здесь не покушается на них, не порывается голову отвернуть – с голодухи ли, либо попросту от бескультурья…

Островок назывался Арнё и был пожалован предкам Йона ещё в шестнадцатом веке. Тогдашние короли не слишком уверенно чувствовали себя на престоле и приобретали верных сторонников всеми доступными способами. Давая, например, во владение землю на довольно хитрых условиях. Арнё, как и другие подобные имения, формально оставался собственностью короля, и теоретически монарх мог в любое время явиться туда и жить, как у себя дома. На практике же фон Шёльдебранды свободно распоряжались островком из поколения в поколение, да первое время ещё и не платили налогов – кто же будет облагать налогами собственность короля?..

Хорошее, правда, всегда кончается быстро. Наступили новые времена, и Арнё подпал-таки под государственные поборы. А после Второй мировой местные социал-демократы (как-никак двоюродные родственники коммунистов, надо же марку держать) подняли плату и вовсе за облака: по их логике, аристократов следовало сжить если не вовсе со свету, так по крайней мере с земли. Однако не удалось. Фон Шёльдебранды выстояли и по-прежнему жили там, где их предки четыреста лет назад, и древний каменный особняк, отгороженный от дамбы холмиком с вековыми соснами, стоял всё так же несокрушимо.

Правда, теперь здесь был музей, и специальные гиды водили по нему группы туристов, своих и зарубежных, – музей был хотя небольшой, но занятный, и в еженедельных туристических справочниках по стокгольмским окрестностям фигурировал неизменно.

Экспозиция была делом всей жизни жены Йона, Маргареты.

– Вот так сервировали воскресный обед горожане, когда этот особняк был только-только построен, – поведала она Цыбуле, с удовольствием ведя его из комнаты в комнату. – А этот стол накрыт для Рождества. Видите свиную голову на блюде?.. В некоторых странах жарят индеек, но мы предпочитаем свинину. А у вас, в России, как празднуют Рождество? Мы, конечно, бываем у наших друзей, у Путятиных, но они живут в Швеции уже так давно…

Маргарета фон Шёльдебранд казалась чем-то похожей на Йона. Как оно и бывает обычно между супругами, сорок лет прожившими душа в душу. Она была невысокая, подтянутая, седовласая и… молодая.

«Водку хлещем», – едва не ляпнул Цыбуля. Доброжелательное любопытство Маргареты неуловимо напоминало бесцеремонную экстравертность Кристины. Какое там Рождество, какие традиции, если у нас Новый год-то с ёлками отмечать разрешили только в тридцать каком-то?.. Перед Василием Никифоровичем были люди, чьи предки четыре столетия прожили в одной и той же усадьбе, не зная ни революций, ни коллективизаций, ни каких следует войн. Что они – даже если честно попробуют – могут понимать о России?.. Он вспомнил свою Марьяну Валерьевну и мысленно поставил её рядом со шведской ровесницей. У одной – лёгкая походка и на точёной руке – неброское бриллиантовое кольцо. У другой – застарелый радикулит и распухшие суставы, от которых он, Цыбуля, каких ей только притирок из-за границы не привозил. У Маргареты – родовая усыпальница предков до Бог знает какого колена, прекрасное образование, счёт в «Хандельсбанкене», на котором, как утверждают, держится шведская экономика… и в возрасте, когда, по мнению среднего россиянина, на похороны надо копить, – путешествия, велосипед, лыжи, седло… плюс все ухищрения косметики и правильного питания, чтобы быть молодой. А у Марьяны? Расстрел отца, оккупация (факт, наличие которого в биографии потом пришлось ещё и скрывать), работа на износ – год за годом, без праздников и выходных… улетевшие в трубу сбережения… и полная неизвестность в том случае, если он, Цыбуля, возьмёт вдруг помрёт и в «Свободу» придёт новый руководитель. Вот так. Вроде бы на одной планете живём. А друг друга понять – что с марсианами объясняться…

– Супруга обычно пирог с капустой печёт, – сказал он Маргарете. – А мать раньше окорок запекала. Они обычно поросёнка держали…

Княжна Оленька перевела, и Маргарета, не ведая, какую бурю чувств вызвал простой вопрос, обрадовалась сходству традиций. Потом повела Цыбулю в следующую комнату:

– А вот это – свадебный стол конца прошлого века. Здесь выставлен тот самый сервиз, которым пользовались на свадьбе дедушки и бабушки Йона.

Василий Никифорович бывал во многих музеях – поездил, слава Богу, по белому свету и с делегациями, и один, как вот теперь. И давно уяснил, чем отличается, к примеру, Виндзорский замок в Англии от нашего Эрмитажа. Эрмитаж стал бывшей царской резиденцией уже так давно, что всякий жилой дух из него начисто испарился. А в Виндзорском замке – живут. И это чувствуется. Каким органом – неведомо, но чувствуется безошибочно и мгновенно.

Точно такое же ощущение было у Цыбули и здесь. Дом был ЖИВОЙ. Да ещё учесть явный талант Маргареты: она не просто расстелила скатерти и выставила посуду, наполнив её хорошо сделанными муляжами еды. Казалось, от каждого из столов только что отошли люди – подышать свежим воздухом, потанцевать, поболтать, – и вот-вот вернутся, чтобы продолжить прерванный пир, войдут в двери одетые в старинные платья, ещё не успевшие стать ветхими историческими реликвиями. Впорхнёт под руку с мужественным женихом юная и прекрасная наездница – бабушка Шёштин…

«Когда Заказа-то выручать будем?..» – прозвучало над ухом у Цыбули так отчётливо, что Василий Никифорович вздрогнул.

– Этот сервиз, – продолжала Маргарета, – извлекали и на нашу с Йоном свадьбу, а когда женился наш сын Бьёрн, мы брали его уже отсюда, из музея. В следующий раз, надо думать, он понадобится нашим внукам. У вас есть внуки, Василий?.. Правда, как ужасно быстро они вырастают?.. Кажется, только что был малышом, не успеешь оглянуться, а он уже взрослый… Вы же знаете, какая сейчас молодёжь? Никто не женится, не хотят ответственности. Но мы своих, кажется, правильно воспитали…

Назавтра вновь был тёплый и тихий, прогретый осенним солнышком день – истинное бабье лето, – и Василий Никифорович, плюнув на официоз, наконец-то вытащил из чемодана джинсы. Те самые, местами вытертые добела, против которых так энергично возражала заботливая Марьяна Валерьевна.