Читать книгу "Смерть длиною в двадцать лет - Ариэль С. Уинтер"

Перед нашей скамьей за деревянными перилами стоял закрытый гроб, и священник вещал с возвышения, цитируя Библию про то, как Господь дарует нам жизнь и отбирает ее у нас, про то, что мы умираем телесно, но душа наша продолжает жить и далее все в том же духе. Он коротко остановился на сюжете об искушении Исаака на горе и стал говорить о том, что Бог искушает нас ежедневно и что одни испытания тяжелее других, но мы никогда не должны терять веры в Бога. Подозреваю, все это он говорил лично для меня – ведь это же я был отцом, потерявшим единственного сына. Мило, конечно, с его стороны, но от этого мне сделалось только пакостнее на душе.

Когда служба закончилась, нам объяснили, как проехать к кладбищу, и даже предложили получить на выходе карты. Потом гроб покатили по проходу к дверям, и мы все встали, чтобы последовать за ним.

Вот тогда-то я и увидел Хили и Добрыговски, стоявших в сторонке у самого входа. Честно говоря, я надеялся, что не увижу их больше никогда, и сейчас покрылся липкой испариной. К счастью, они вышли из помещения первыми, и я не столкнулся с ними в вестибюле, но у меня осталось ощущение, что они явились сюда ради меня, что они знали что-то и хотели заставить меня занервничать и совершить какую-нибудь ошибку потом, когда они будут со мной разговаривать.

По дороге на кладбище я держался от всех в сторонке – даже не разговаривал с Мэри и ее родителями. Я пытался утешить себя мыслью, что копы пришли на похороны только для того, чтобы отдать дань уважения покойному, и ни за чем другим. Что даже полицейские не могут быть такими жестокими, чтобы арестовать человека прямо на похоронах его собственного сына. Что они наверняка уже уехали, потому что у них конечно же полно работы. Что это была с их стороны просто дань приличиям, и мне не о чем беспокоиться.

Я уже почти убедил себя в этом, когда мы въехали на кладбище и когда чуть позже впереди показалась семейная могила Хэдли с надгробием и высившейся рядом горой вырытой земли. И на другой стороне дороги, съехав на траву, стоял черный «линкольн», а рядом с ним Хили и Добрыговски.

Выйдя из машины, я поспешил сразу пристроиться к Мэри и взять ее за руку. Мельком увидев свое отражение в окне машины, я ужаснулся – измученное лицо, сгорбленные плечи, помятый костюм. Я выглядел как человек, на котором висит тяжкое ярмо вины, и мне просто повезло, что это были похороны моего сына, и за маской скорби я мог скрыть свое истинное душевное и физическое состояние.

Я намеренно сосредоточил все свое внимание на Мэри, так что, даже когда Добрыговски кивнул мне с кривой улыбочкой, сделал вид, что не заметил его. Пока мы шли к могиле, я обратил внимание на то, как много было вокруг надгробных камней, датированных 43, 44 и 45-м годами, и родились все эти люди на четверть века позже меня.

Наконец мы пришли к могиле, где перед вырытой ямой было расставлено несколько складных стульев. Мэри висла на моей руке, но я чувствовал себя так, что и сам мог бы повиснуть на Мэри. Я не выпил в то утро ни стаканчика, и поэтому меня трясло.

Я усадил Мэри на стульчик, а сам остался стоять лицом к могиле, чувствуя затылком взгляды Хили и Добрыговски, наблюдавших за мной издалека. Меня все больше тревожила мысль о том, что они просто позволили мне поприсутствовать на похоронах сына, после чего собирались арестовать. От этой мысли у меня пересохло во рту, и в груди словно встал кол, и если я не удрал оттуда, то только из-за слабости и полного физического изнеможения. Ну и к тому же я понимал, что попытка удрать с наверняка оцепленного кладбища была бы с моей стороны просто безумием и только ухудшила бы мое положение.

Тетя Элис, сгорбленная и немощная, поддерживаемая с другой стороны Конни, вцепилась в мой рукав.

– Шем, помоги мне сесть.

Я взял ее под руку и с помощью Конни усадил на один из пустовавших стульев с краю, через два стула от Мэри. На эти два стула сели мы с Конни.

Могильщики в комбинезонах поместили гроб на специальную раму над разверстой могилой, и священник начал говорить речь. Перед церемонией погребения он спросил у меня, не хочу ли я тоже что-нибудь сказать, и я, поблагодарив, отказался. Он пригласил Мэри произнести несколько слов.

Достав из сумочки помятую бумажку, она встала, но не повернулась к людям, а осталась стоять лицом к могиле. Голосок ее дрожал и срывался, и уже после первой фразы она разрыдалась. Но, отмахнувшись от предложенной помощи, сумела взять себя в руки и продолжала, хотя, как мне показалось, уже не по бумажке.

Слушая надгробную речь рыдающей Мэри и остро чувствуя свою вину перед ней, я готов был сам сорваться, но не мог доставить копам такого удовлетворения – увидеть меня плачущим.

Когда она закончила, священник попросил нас подняться. Мы с Конни встали, но тетя Элис осталась сидеть, опираясь руками на свою трость. Могильщики выступили вперед и начали опускать гроб на веревках в могилу, пока священник произносил последние слова «прах к праху…». Опустив гроб в яму, могильщики вытянули веревки и отошли в сторонку. Мэри продолжала плакать, и от этого у меня на душе становилось все тяжелее. У меня никогда не было такого ни на одних похоронах.

Священник закончил речь, и горстка людей, пришедших проститься с покойным, стала расходиться, направляясь к машинам, ждавшим за территорией кладбища. Во время церемонии я стоял ближе всех к могиле, поэтому уходил последним. Палмер ждал меня в сторонке.

– Шем, ну надо же, какой месяц ужасный выдался! Просто страшный месяц.

– Да, – проговорил я, не зная что еще сказать.

– Но нам по-прежнему надо встретиться и поговорить. Ты не мог бы зайти на днях ко мне в контору? Я бы рассказал тебе, что происходит с наследством.

– А что происходит с наследством?

– Ну, здесь не очень подходящее место для такой беседы. Это то, о чем мы говорили по телефону. Но, поскольку Джо умер, не оставив завещания, все будет не так просто, как могло быть. Как ты думаешь, ты мог бы зайти? Это не займет много времени.

– Когда ты хотел бы меня видеть?

– Да в любое время. Просто зайди и все.

– Хорошо.

– Вот и отлично. – Он помолчал и печально прибавил: – Шем, мне очень жаль…

Я ничего не ответил.

– Нет, месяц просто ужасный… – Он похлопал-погладил меня по спине и подтолкнул к выходу.

Хили и Добрыговски стояли у своей машины, наблюдая за мной, и, поймав мой взгляд, Хили едва заметно мне махнул.

Тетя Элис и Конни стояли в конце дорожки на обочине проезжей части.

– Шем, ты обратно со мной поедешь или на похоронном автобусе? – спросила тетя Элис.

Ни один из упомянутых вариантов не давал мне возможности избавиться от назойливых детективов. И автобус, и все машины должны были до поворота тащиться медленной цепочкой, так что я сейчас был как в западне.

Пока я стоял в нерешительности, Палмер прошел мимо меня к своей машине. Мэри тоже уже сидела в машине родителей; я видел, как отец протянул ей фляжку, и вдруг понял, что очень хочу пить.