Читать книгу "Лаврентий Берия. Кровавый прагматик - Леонид Маляров"

Одновременно с мегрельским делом Николай Рухадзе проводил и другую линию борьбы с Лаврентием Берией. В доме матери Берии в Тбилиси было установлено подслушивающее оборудование. МГБ Грузии разрабатывало операцию по похищению в Париже бывшего министра иностранных дел меньшевистской Грузии Евгения Гегечкори, родного дяди Нины Теймуразовны Берия.

Забавные подробности о бурной деятельности Николая Рухадзе содержатся в воспоминаниях Павла Судоплатова:

Я должен был оценить возможности местной грузинской разведслужбы и помочь им подготовить похищение лидеров грузинских меньшевиков в Париже, родственников жены Берии, Нины Гегечкори. Докладывать я должен был лично Игнатьеву. Мне сообщили, что инициатива по проведению этой операции исходила из Тбилиси, от генерала Рухадзе, и Сталин лично ее одобрил. Рухадзе настаивал на том, чтобы грузинские агенты взяли эту операцию на себя. С этой идеей он прибыл в Москву и пошел на прием к Игнатьеву. Отправляясь обратно в Тбилиси, он пригласил меня лететь вместе с ним. Я предпочел поехать поездом.

То, что я увидел в Тбилиси, меня глубоко потрясло. Единственный способный агент с хорошими связями во Франции, Гигелия, сидел в тюрьме по обвинению в шпионаже и мегрельском национализме. Агентам Рухадзе нельзя было доверять; они даже отказались говорить со мной по-русски. Заместитель Рухадзе, планировавший поехать в Париж, никогда не был за границей. Он был уверен, что если привезет грузинским эмигрантам шашлык и корзину грузинского вина, устроит пирушку в самом знаменитом ресторане Парижа, то завоюет их расположение. Предлагали также послать в Париж делегацию деятелей культуры, но все понимали, что эти грандиозные планы маскируют желание Рухадзе отправить в Париж свою жену. Она была скромной женщиной и хорошей певицей, но могла представлять в делегации только Тбилисскую консерваторию. О планах мужа она не имела ни малейшего понятия.

Группа следователей из Москвы, занимавшаяся делом мегрелов, между тем радостно сообщила Рухадзе, что они уже почти установили связь между семьей Берии и арестованными националистами. Любительский авантюризм Рухадзе испугал меня, и я поспешил вернуться в Москву, чтобы доложить обо всем Игнатьеву. Он и его первый заместитель Огольцов внимательно выслушали меня, но заметили, что судить об этом деле надо не нам, а «инстанции», так как Рухадзе лично переписывается со Сталиным на грузинском языке.

27 марта 1952 года Политбюро утвердило постановление «Положение дел в компартии Грузии». В нем указывалось:

«Дело с исправлением ошибок и недостатков в работе ЦК КП(б) Грузии идет медленно, со скрипом, неудовлетворительно, и в партийных организациях и среди беспартийных людей Грузии имеет место недовольство медлительностью в действиях ЦК КП(б) Грузии по борьбе за ликвидацию последствий вражеской деятельности группы Барамии… В ходе следствия выяснилось, что… группа… намеревалась захватить власть в Компартии Грузии и подготовить ликвидацию Советской власти в Грузии.»

Со свойственным ему коварством Сталин поручил провести пленум компартии Грузии, посвященный мегрельскому делу и кадровым чисткам, самому Лаврентию Берии. Вспомним, как Жданов в 1946-м вынужден был публично критиковать выпестованную им ленинградскую партийную организацию. Решение послать Берию в Тбилиси могло быть испытанием его верности, но могло стать частью задуманной комбинации по его уничтожению. Так или иначе, Лаврентий Павлович вынужден был рассказывать подчиненным о мегрельских националистах и их связях с иностранными разведками, которые сплошь были его собственными назначенцами. На пленуме Кандид Чарквиани был официально отправлен в отставку, на его место рекомендован недоброжелатель Берии Алексей Мгеладзе, первый секретарь Кутаисского обкома.

После пленума Сталин берет некоторую паузу. Видимо, судьба Берии еще не была решена окончательно. Это было в характере вождя. Вспомним сложную игру, которую Сталин вел с маршалом Жуковым, или то, как он обвинил Микояна и Молотова в шпионаже, оставив их на свободе. Кроме того, неуемная активность Николая Рухадзе начала вызывать беспокойство Сталина. Упивавшийся своим неожиданно приобретенным могуществом, Рухадзе сам, по-видимому, мечтал стать руководителем Грузии и был сильно разочарован итогами пленума. Он начал собирать компромат и выбивать показания на нового первого секретаря, протеже Сталина. Преувеличивая свою личную близость к генсеку, Рухадзе послал протоколы допросов непосредственно Сталину.

Вождь был возмущен такой инициативой, когда без его ведома выбивается компрометирующий материал на только что назначенного начальника. Сталин даже не счел нужным отвечать Рухадзе лично, он написал письмо оклеветанному Мгеладзе и членам бюро ЦК компартии Грузии. В письме вождя говорилось:

ЦК ВКП(б) считает, что т. Рухадзе стал на неправильный и непартийный путь, привлекая арестованных в качестве свидетелей против партийных руководителей Грузии […] Кроме того, следует признать, что т. Рухадзе не имеет права обходить ЦК КП(б) Грузии и правительство Грузии, без ведома которых он послал в ЦК ВКП(б) материалы против них, поскольку Министерство госбезопасности Грузии, как союзно-республиканское министерство, подчинено не только центру, но и правительству Грузии и ЦК КП(б) Грузии.

Судьба Рухадзе была предрешена. Тем более, у Сталина были и другие основания от него избавиться. Рухадзе повсюду хвастался своей близостью к вождю, разбалтывая государственные секреты. Павел Судоплатов рассказывал:

Рухадзе присутствовал на званом ужине, где, сильно выпив, прихвастнул, что он близок к Сталину и тот давал ему инструкции по проведению диверсий и похищений в Турции и Франции. На ужине также присутствовал министр внутренних дел Грузии Бзиава, мегрел, который на следующий день написал письмо только что назначенному министру госбезопасности Игнатьеву в Москву и в нем сообщил о поведении Рухадзе на ужине. Игнатьев доложил об этом Сталину. Сталин приказал показать это письмо Рухадзе и в его присутствии уничтожить письмо. Игнатьев предупредил Рухадзе, что, хотя тот и пользуется еще расположением Сталина, «нельзя позволять себе распускаться».

Вскоре по приказанию Сталина Рухадзе вызвали в Москву и там арестовали. После смерти вождя на свободу его не выпустили. По иронии судьбы, расстреляли его как бериевца.

Итак, к 1952 году положение Лаврентия Берии оставалось тревожным. Мегрелы сидели в тюрьме, их показания можно было использовать в любой момент. Опасной для Берии была чистка в Министерстве госбезопасности. В октябре 1951 года были арестованы министр госбезопасности Абакумов и его заместители генералы Селивановский и Питовранов, начальник следственной части по особо важным делам генерал Леонов, его заместители полковники Комаров и Лихачев.

Пострадали почти все евреи, занимавшие ответственные посты в центральном аппарате МГБ: заместитель начальника 1-го Главного управления МГБ генерал-лейтенант Белкин, заместитель начальника 2-го Главного управления МГБ генерал-лейтенант Райхман, заместитель начальника Бюро номер 1 МГБ СССР генерал-майор Эйтингон, полковник Андрей Свердлов – сын Якова Свердлова, полковники Анциелович, Палкин, Блиндерман, Шварцман, Броверман и др.

Большинство из арестованных в свое время были тесно связаны с Лаврентием Берией. И не случайно после смерти Сталина их почти всех немедленно выпустили из тюрем и вернули на прежние должности. Но в 1952 году у Берии были серьезные основания думать, что одна из главных причин этих арестов – продолжающийся сбор компромата на него самого. Хотя формально дело было подано как разоблачение сионистской организации в органах госбезопасности.