Читать книгу "Августовские пушки - Барбара Такман"

Английские войска не представляли, как он утверждал, разбитую армию, неспособную к дальнейшим усилиям. Ее солдаты и офицеры, по их же свидетельствам, сохранили высокий боевой дух. Подполковник Фредерик Морис из штаба 3-й дивизии считал, что крайняя усталость, истертые в кровь ноги и отсутствие горячей пищи — все это «проходит после хорошей еды, крепкого ночного сна и бани, которые едва ли чудеса не творят. Только это и требовалось нашей армии… чтобы она смогла вновь занять боевые позиции». По словам капитана Эрнеста Гамильтона из 11-го гусарского полка, после отдыха 29 августа английский экспедиционный корпус «находился в отличной форме и полной боеготовности». Генерал-адъютант Макрели заявил, что «английским войскам нужны были только отдых и пища для восстановления сил и боевого духа», чтобы проучить немцев.

Тем не менее Джон Френч уведомил на следующий день Жоффра, что английская армия сможет активно участвовать в боях на фронте не «раньше, чем через десять дней». Попроси он десять дней, когда враг подступал к Лондону, то немедленно лишился бы поста главнокомандующего. Однако Джон Френч оставался на этом посту еще полтора года.

В тот день, собираясь отдать приказ об отводе войск и выходе из соприкосновения с противником, Джон Френч делал все от него зависящее, чтобы Ланрезак прекратил сражение и возобновил отступление плечом к плечу с его армией — он не столько хотел прикрыть фланг союзника, сколько защитить собственный. Пытаясь добиться для 5-й армии приказа об отступлении, Генри Уилсон отправился в главный штаб. Жоффр отсутствовал, и Уилсон решил поговорить с генералом Вертело, который наотрез отказался взять на себя такую ответственность, но согласился устроить встречу с Жоффром в Реймсе в отеле «Лион д’Ор» в 7:30 вечера. Местопребывание главнокомандующего в часы трапезы было известно всегда. С Жоффром Уилсон встретился, но переубедить француза ему оказалось не под силу. Жоффр отвечал одно: «Ланрезак должен довести дело до конца», причем не уточнял, до какого именно конца. Когда Уилсон привез эту новость, сэр Джон Френч решил больше не ждать и приказал британскому экспедиционному корпусу начать отступление на следующий день.

Тем временем наступление Ланрезака на Сен-Кантен столкнулось с трудностями. Один из полков XVIII корпуса, получивший приказ взять деревню у дороги, попал под шрапнельный обстрел. Шрапнель «сыпалась на дорогу и срезала густые ветви деревьев», — писал сержант, которому посчастливилось остаться в живых.

«Глупо было лежать, с тем же успехом можно было продолжать идти дальше… Тут и там солдаты лежали ничком или навзничь. Они были мертвы. У одного, под яблоней, не было лица, голова залита кровью. Справа барабаны, следом за трубой, подавали сигнал к штыковой атаке. Наша шеренга наступала, ощетинившись на фоне голубого неба склоненными и сверкавшими на солнце штыками. Ритм барабанов убыстрился. «Вперед!» Все закричали «Вперед!» Это был потрясающий миг. У меня по голове будто электрический ток пробежал, волосы у корней точно зашевелились. Барабаны грохотали все яростней, в горячем воздухе разносилась мелодия трубы, кричали, не помня себя, солдаты… Вдруг мы остановились. Атаковать деревню в 900 ярдах впереди, с укрепленной обороной, было глупо и безрассудно. Пришел приказ: «Залечь и укрыться»».

Немцы отбили атаку на Сен-Кантен, как и предвидел Ланрезак, затем противник начал оказывать сильное давление на правый фланг французов. Бюлов атаковал всеми силами, вместо того чтобы дать французам возможность продвинуться вперед и подставить, таким образом, свой тыл армиям Клука и Хаузена. По мнению Бюлова, атака на Сен-Кантен была ни чем иным, как предсмертной агонией разбитой армии, и он чувствовал «уверенность в победе». На одном из участков французам пришлось отойти за Уазу. На мосту и узких дорогах, ведущих к нему, образовались заторы, началась паника. Проявив «величайшую сообразительность и правильно разобравшись в обстановке», говоря словами наименее симпатизирующего ему наблюдателя, Ланрезак быстро приказал прекратить боевые действия в районе Сен-Кантена и собрать силы для следующей попытки восстановить положение справа от Гюиза.

Франте д’Эспере, командир I корпуса, энергичный, крепкий мужчина небольшого роста, обожженный солнцем Тонкина и Марокко, которого Пуанкаре называл «чуждым унынию», получил указание объединить силы III и X корпусов, находившихся слева и справа от него. С помощью офицеров, разосланных по позициям верхом, и оркестров, непрерывно игравших жизнерадостную «Самбру и Маас», генерал к половине шестого вечера восстановил боевые порядки вдоль линии фронта. После тщательно подготовленной артиллерийской подготовки французы вновь двинулись в атаку. Мост в Гюизе усеяли горы трупов вражеских солдат. На противоположном берегу сопротивление немцев оказалось почти сломленным, французы чувствовали, как враг слабеет. «Немцы бежали», — писал очевидец, и французы, «обезумев от радости, от этого нового и давно желанного чувства, неслись вперед великолепной всепобеждающей волной».

На исходе дня один сержант, участвовавший в атаке на Сен-Кантен, возвратившись в деревню, откуда выступил поутру, встретил своего приятеля по полку, который знал все новости. «Он говорил, сегодня свершились большие события. Остановка нашего наступления ничего не значит. Враг отброшен, мы выиграли этот бой. Полковник убит осколком снаряда. Он умер, когда его несли на носилках. Майор Терон ранен в грудь. Капитан Жильберти ранен и вряд ли выживет. Много раненых и убитых. Он повторял, что день прошел удачно, потому что полк будет ночевать две ночи подряд в одном месте».

Отступление гвардейского корпуса — отборных частей армии Бюлова — вынудило также отойти и его соседей, что принесло Ланрезаку тактическую победу — если не при Сен-Кантене, то под Гюизом. Однако сейчас лишь его войска, развернутые на север и с обнажившимися флангами, противостояли немцам. Английская и 4-я французская армии, которые располагались слева и справа от частей Ланрезака, продолжали отступать и уже находились на расстоянии дневного перехода от него; с каждым их шагом нарастала угроза флангам Ланрезака. Чтобы спасти 5-ю армию, надо было срочно отрываться от противника и идти на соединение со своими войсками. Но Ланрезаку не удалось получить никаких указаний от Жоффра — того не было в главном штабе, когда с ним связался по телефону командующий 5-й армией.

— Должна ли Пятая армия оставаться в районе Гюиз — Сен-Кантен, несмотря на риск окружения? — спросил Ланрезак по телефону заместителя Жоффра генерала Белена.

— Что вы имеете в виду — окружение армии! — ответил тот. — Вы не можете такого допустить! Это же абсурд!

— Вы не понимаете меня… Мне нужен четкий и недвусмысленный приказ главнокомандующего. Я не имею права отдать войскам распоряжение отойти к Лану. Именно главнокомандующий должен дать мне приказ на отступление.

Ланрезак не собирался на этот раз оказаться в положении провинившегося, как при Шарлеруа.

Белен отказался взять на себя ответственность и отдать такой приказ и сказал, что обо все доложит Жоффру, как только тот вернется. Жоффр прибыл в штаб, внешне по-прежнему спокойный и невозмутимый, но его надеждам был нанесен второй удар, более сильный, чем разгром армий на границах, — враг уже продвигался в глубь страны. Жоффр еще не знал, что Ланрезак и его армия на время остановили части Бюлова, поскольку результаты боев были неясны. 5-я армия, понимал он, действительно оказалась в опасном положении, английский экспедиционный корпус продолжал пятиться, и «больше не оставалось надежд на то, что союзники будут удерживать намеченные линии обороны». 6-я армия, еще не закончившая формирования, подвергалась мощным атакам двух корпусов Клука, которые входили в правое крыло германских армий; фронт распадался, и остановить этот процесс казалось невозможным. Противник захватывал все больше территории; французским войскам придется отступить, вероятно, к Марне, а может быть, и к Сене.