Читать книгу "Заговор бумаг - Дэвид Лисс"

Увидев у него в руках оружие, ближайшие к нам дамы истошно завизжали, и по театру волной начала распространяться паника. Я слышал внизу топот ног. Половина партера глядела вверх, а вторая половина пыталась протиснуться поближе, дабы рассмотреть, что происходит. Понимая безнадежность своего положения, сэр Оуэн решил красноречием защититься от осуждения публики.

— Уивер, — закричал он, — почему вы преследуете меня? — Он обращался к зрителям, которые стали успокаиваться. Сэр Оуэн упер ладонь в бедро и выпятил грудь. Возможно, он подумал, что, если все внимание приковано к нему, ему следует изображать трагика. — Этот человек умалишенный. Ему место в Бедламе, а не в театре.

— Ваше место уж точно не здесь, — сказал я спокойно, — такая плохая игра не пристала даже Друри-лейн.

Эта острота вызвала смех у публики, но вконец разозлила сэра Оуэна.

— Не забывайте, кто перед вами, — прошипел он, размахивая пистолетом, — и как ко мне положено обращаться!

Зайдя в тупик, я решил, что будет лучше выложить все карты на стол и посмотреть, что будет.

— Как вы и предполагали, — во всеуслышание произнес я (во времена моих выступлений на ринге я научился форсировать голос), — мне стало известно, что вы есть тот самый Мартин Рочестер, пресловутый мошенник и биржевой маклер. Следовательно, мне известно, что вы ответственны за несколько убийств, а именно: Майкла Бальфура, Кейт Коул, уличной девки, вероятно, Кристофера Ходжа, книготорговца, и, конечно, моего отца Самуэля Лиенцо.

По залу прошел гул. «Как? Сэр Оуэн и есть Мартин Рочестер?» Я видел, как внизу молодые люди показывали на него пальцами. Знакомые дамы утратили дар речи от изумления. У всех на устах было два слова: «убийство» и «маклер».

Сэр Оуэн ответил на это обвинение как нельзя плохо. Он был загнан в тупик, ничего не мог придумать. Я вывел его на чистую воду перед всем Лондоном. Возможно, если бы он сказал, что все это ложь, и высмеял мои заявления как абсурдные, он сохранил бы имя и репутацию, по крайней мере на этот вечер. Но он повел себя как человек, доведенный до последнего градуса отчаяния. Он в меня выстрелил.

После выстрела наступила тишина, в воздухе запахло порохом. Каждый, включая несчастных актеров на сцене, проверял, цел ли он. Мне повезло, что сэр Оуэн не был метким стрелком и промахнулся, однако ливрейный лакей, стоявший позади меня в десяти футах и глазевший на наш спор с баронетом, оказался менее удачлив. Свинцовая пуля попала ему прямо в грудь. Он зашатался и сел. С немым изумлением он смотрел на кровавое пятно, расползавшееся по его ливрее. Это выглядело так, будто кто-то опрокинул бутылку вина на скатерть и никто не знал, что делать. С четверть минуты он разглядывал свою рану, а затем, не проронив ни звука, повалился и отошел в мир иной.

Стало очень тихо, лишь со сцены доносились голоса актеров, несмотря ни на что произносивших свои реплики. Однако эта тишина длилась недолго. Миг — и люди бросились к выходу, спасаясь от обезумевшего сэра Оуэна; закипела настоящая паника. Я бросился вперед, сам не зная еще, что предприму. Возможно, я хотел избить его до потери сознания и отволочь к мировому судье. Сказать по правде, у меня не было плана, и я не знал, что буду делать дальше.

Сэр Оуэн истерически попытался съездить мне по лицу горячим после выстрела пистолетом, но я с легкостью увернулся и нанес точный удар в его толстый живот. Как я и ожидал, он согнулся от боли и выронил свое ставшее бесполезным оружие. Но он не сдался. Он был в отчаянии и собирался биться, пока не освободится от меня или пока у него не кончатся силы.

Баронет отступил на шаг и потянулся за своей шпагой. Я тем временем обнажил свой клинок и уже был готов. Однако я ошибался, полагая, что на этом поприще у меня будет явное преимущество. Я бросился вперед, рассчитывая нанизать его на шпагу, как на вертел.

Сэр Оуэн сделал первый выпад, проворный и умелый, целясь мне в грудь. Этот негодяй, выходит, не терял времени даром и оказался искусным фехтовальщиком. Признаюсь, я испытал легкое чувство страха, поспешно отражая удар и пытаясь выработать какую-нибудь стратегию. Я тотчас понял, что сэр Оуэн может оказаться достойным противником и что я себя переоценил, ибо не всеми видами искусства самообороны владел в равной степени.

Несмотря на переполнявшую его ярость, сэр Оуэн держал шпагу с уверенностью и орудовал ею изящно, впрочем его удары не причинили мне большого вреда. Я мог бы даже сказать, что шпага была продолжением его руки, но будь это так, шпага должна была бы быть толстой и неуклюжей. Поэтому правильнее будет сказать, что его рука стала продолжением его легкого и утонченного оружия, которое позволило сэру Оуэну двигаться грациозно и напористо.

Не в таких обстоятельствах мог бы я получить удовольствие от поединка с умелым противником, готовым на убийство. Заверяю вас, уважаемый читатель, что выбор стратегии — непростое дело, когда вынужден отмахиваться клинком в театре, переполненном людьми, с паническими воплями спешащими к выходу.

Сэр Оуэн предпринял еще одну атаку, снова метя мне в грудь, но внезапно изменил свое намерение и нацелился в ногу, очевидно стремясь лишить меня подвижности. В самый последний момент мне удалось отразить его выпад и нанести ответный удар ему в бок, целясь под правую руку. Я надеялся, что ему не удастся парировать, но для человека его комплекции он двигался с удивительной быстротой, успешно уклоняясь от моих выпадов.

Я вынужден был признать, что он владел шпагой превосходно, но, взглянув ему в лицо, я не нашел там удовольствия, которое обычно испытывает человек, демонстрирующий свои таланты. На его лице было лишь желание убить. Я думал, что волнение сэра Оуэна даст мне явное преимущество, но этого не случилось. Он сделал еще один выпад, на этот раз целясь в руку, державшую шпагу. Я переместил слишком много веса на свою больную ногу, и боль пронзила все тело. На мгновение я утратил контроль, и этого было достаточно, чтобы сэр Оуэн воспользовался моей растерянностью. Проворно крутанув своей шпагой, он выбил у меня мою. Та описала дугу и с лязгом ударилась оземь футах в пятнадцати.

Я подумал, что теперь он бросится бежать, но ярость и страх затмили его разум. Никогда прежде не видел я такого лица, ужасающего и комичного одновременно, красного, почти багрового. Лишь губы его были так плотно сжаты, что побелели. Он смотрел на меня, сузив глаза, вдоль поднятого клинка.

— Вы погубили меня! — прорычал он, но его голос был едва слышен в суматохе.

Он был решительно настроен пронзить меня насквозь — я в этом ни капли не сомневался. Думаю, я мог бы убежать. Мог бы остаться невредимым, но мне была непереносима мысль о бегстве от этого злодея, на поиски которого я затратил столько сил. Поэтому я сделал то, чего он не мог ожидать от безоружного человека в здравом уме, чей противник вооружен шпагой. Я бросился на него, превозмогая острую боль в ноге.

Замешкавшись на секунду от удивления, сэр Оуэн вскинул шпагу мне навстречу, но я не помышлял о самоубийстве. Вспомнив трюк, усвоенный в уличных драках, я упал наземь и ухватил его за ноги, пытаясь повалить, словно кегли.