Читать книгу "Ничья земля. Книга 1 - Ян Валетов"

Он прошелся по кабинету, бесшумно ступая по дощатому, окрашенному казенной бурой краской полу, повернулся к аудитории и сказал с нежной, проникновенной интонацией, от которой по спине начинали ползти мурашки.

– Найдите клавиши, струны, кнопки и что там еще бывает! Надавите с нужной силой – и инструмент зазвучит. Не бойтесь сломать его – пусть он боится, что его сломают!

– Ты же не собирался оставлять меня в живых? – спросил Сергеев, склоняясь над лежащим. – А я ведь договорился с тобой совершенно о другом…

– С чего ты взял, что я хотел нарушить договоренности?

Али-Баба действительно боялся и с каждой минутой все сильнее и сильнее – от него начал исходить запах страха, перебивающий даже запах медикаментов, которыми были обработаны раны.

– Не считай, что я глупей тебя. Ты собрался обвести вокруг пальца Истомина. Ты плевать хотел на ваши с ним договоренности. Сообщи я тебе, где лежит порошок, – необходимость во мне отпадала.

– Откуда я бы знал, что ты не врешь? Мы же договорились, что «маяк» включается уже после того, как твой груз доставлен в Зону. Сергеев, не будь параноиком! Я не собирался тебя убивать. Я не собирался с тобой не рассчитаться. Но ты прав: я действительно не доверяю Истомину. Может быть, я ошибаюсь! Но я ему не верю. Он что-то задумал.

Али-Баба откинулся на подушки, совершенно обессиленный.

– Я ему не верю! – повторил он. – Он ел у меня с руки. Он помогал мне «отлеживаться» в России, когда становилось совсем худо. Он снабжал меня людьми и оружием…

«Интересная деталь, – подумал Сергеев отстраненно. – Впрочем, чему я удивляюсь? Довелось же мне однажды отобедать в Будапеште, в самом центре, с одним очаровательным испаноязычным джентльменом? Кто нас знакомил тогда? Да, Колычев и знакомил, земля ему пухом! Мило посидели, поболтали, вспомнили Гавану, Буэнос-Айрес, Прагу…»

– …и даже помогал в планировании операций! – продолжил араб.

«…А потом выяснилось, что это был Карлос Рамирес Санчес, официально убитый полтора года назад. Ел покойник, надо сказать, с аппетитом».

– Но я не мог избавиться от чувства, что он откармливает меня, как пастух – барана, на шашлык…

– А ты из меня собирался сделать шиш-кебаб? – перебил его Михаил с той самой, запомнившейся с давних лет нежной интонацией. – Или что-нибудь другое? Али, я же чуть голову не сложил, пока доставил тебе этот гребаный образец, я жизнью рисковал – и своей, и чужими, только чтобы успеть и принести тебе контейнер! А ты, оказывается, решил меня обмануть? Нехорошо. Надеюсь, что ты все тщательно обдумал…

– Да успокойся, Сергеев! – Если бы Али-Баба мог крикнуть – он крикнул бы, а так только прохрипел и закашлялся. От кашля его обдало такой волной боли и в простреленной ноге, и в пробитом плече, что он даже не застонал, а заскрежетал зубами. – Я же у тебя в руках! Образец у тебя! Что ты хочешь? Меня на куски порезать? Так от этого груз здесь не появится. Тебе нужен я? Или лекарства? Давай я отлежусь, а потом все обсудим!

– Груз готов к отправке?

– Частично. Ты же должен был кое-что уточнить…

– Думаю, что придется обойтись без уточнений. Как ты дашь команду на то, чтобы его завозили?

– Для этого я должен выйти из Зоны.

– Если ты выйдешь, ты постараешься обмануть.

– Подумай, Михаил, есть ли мне смысл это делать…

– На мой взгляд, тебе и Истомина обманывать особого смысла не было.

– Ты уверен? – спросил араб. И повторил с нажимом, настойчиво, поблескивая глазами из-под отекших век: – Ты уверен?

Сергеев улыбнулся. Доброжелательной эту улыбку мог назвать только безнадежный оптимист.

– Тебе нужно было бояться Истомина только в одном случае, – сказал он, садясь посвободнее на стуле возле кровати. – Если ты обманул его по поводу того, как собираешься использовать бериллий. Он неглуп. Он работал с такими, как ты, еще тогда, когда ты ходил в школу. Скажи мне честно, звезда террора, что ты собирался делать с порошком? Нет, нет, я помню: ты нам сказал, что ни в моей стране, ни в России использовать его не будешь. Так объясни, ради Бога или, если тебе будет удобнее, ради Аллаха, что знает Истомин? Или, вернее, что не знаю я?

– Поговорим позже, – неожиданно твердо произнес Али-Баба. – Мне трудно говорить.

И закрыл глаза то ли в знак того, что разговор закончен, то ли из-за усталости.

Но прерывать беседу в планы Сергеева не входило. На это не было ни возможности, ни времени.

– Ладно, с Истоминым мы разберемся! Сейчас меня больше волнует другой вопрос… Что будет, если ты не появишься на месте встречи вовремя? – спросил он.

Араб молчал. Жилка продолжала биться под оцарапанной кожей. На переносице пролегла глубокая складка. Дыхание было чуть неровным.

– Хорошо, – сказал Сергеев, вставая. – Можешь помолчать.

Он подошел к дверям палаты и выглянул наружу. Рядом с комнатой никого не было. Даже Молчун исчез куда-то, скорее всего, ушел вместе с Красавицким в вестибюль в конце коридора. И действительно, возле стола дежурной сестры, совсем рядом с «буржуйкой», над спинкой диванчика из кожзаменителя, виднелась круглая мальчишеская голова.

«Вот и хорошо, – подумал Сергеев, – обойдемся без общества защиты прав тяжелораненых».

И аккуратно прикрыв дверь, повернулся к кровати.

– Али… – тихонько позвал он.

Веки араба дрогнули, но это была единственная реакция на оклик.

– Мне все равно нужны ответы, – сказал Сергеев, не повышая голоса. – Нужны сегодня. И я их получу. Веришь?

Али-Баба молчал.

– Ты же знаешь, кто я? – спросил Михаил и сам себе ответил: – Знаешь… Я не хочу делать больно беспомощному человеку. Но я буду вынужден это сделать.

Али-Баба медленно открыл глаза.

Они были глубоки, как колодцы, и так же беспросветно черны. В этот момент Сергеев понял, что теперь ему крайне нежелательно поворачиваться к собеседнику спиной.

– Послушай меня, Али-Баба, – сказал он с той же ровной интонацией, – я готов выполнить наше соглашение. Слово в слово, как мы договорились. «Маяк» на контейнерах установлен. Сделай то, что обещано, и я помогу тебе забрать груз. Найти, погрузить и вывезти – поверь, это нелегкая миссия. Ты и не начинал еще выполнение своей задачи, а уже лежишь здесь, полумертвый. А твои ребята – мертвы. То, что ты жив, скорее счастливая случайность, чем свидетельство выдающихся боевых качеств. Помнишь, я говорил тебе в Москве: тут нет героев! Здесь побеждает тот, у кого опыт. Твоя крутизна для здешних жителей – ничто. Ведь тебя уложили на койку даже не взрослые, а дети… Представляешь, какие здесь взрослые?

Тут Сергеев, конечно, кривил душой: назвать детей Капища – обычными детьми! Но Али-Баба не знал всей правды, и это могло помочь.