Читать книгу "Эхо во тьме - Франсин Риверс"

— Тогда почему она так страдает?

— Потому что умирает от той болезни, в которой сама виновата. Не надейся на то, что она хоть чуточку жалеет о своих прошлых делах.

— Но разве твоя сестра не может испытывать тот же голод, который всю жизнь не давал покоя тебе?

— Давай поговорим о чем-нибудь другом.

— Но разве для тебя есть сейчас что-то более важное, чем необходимость простить свою сестру?

— Я не хочу об этом говорить!

— Она плоть от твоей плоти. Если ее страдания — это воля Божья, они приведут к покаянию, которое откроет ей путь к спасению.

— А если нет? — с холодным вызовом спросил Марк, пришедший в негодование от того, что она возражает ему.

— Тогда она умрет, так и не узнав Христа. Она предстанет перед Всемогущим Богом и будет судима за свои грехи. Ты этого хочешь, Марк? Чтобы Бог осудил ее и навеки бросил в море огня?

Разочарованный, Марк отвернулся, стиснув зубы.

— Мой господин, — мягко сказала Азарь, — Бог повелел тебе вернуться домой, чтобы ты поделился с Юлией Благой Вестью.

— Тогда ты сообщи ей эту весть.

— Я говорю ей об этом. Я говорю ей Благую Весть постоянно. И буду говорить столько, сколько мне позволит Господь.

Он услышал в ее голосе слезы.

— Если она жаждет Бога, она найдет Его так же, как это сделал я.

— Без твоего прощения, Марк, этого не произойдет.

— Пусть Бог простит ее!

— Он обязательно простит ее, если только она попросит Его об этом, но иногда людей надо брать за руку и подводить к этому, потому что сами они боятся сделать такой шаг. Возьми же ее за руку.

Марк сжал кулак.

— Чтоб тебе пропасть! — прошипел он. — Чтоб тебе пропасть за все, что со мной стало.

Пораженная и уязвленная, Хадасса замолчала.

Он почувствовал ее смятение и опомнился.

— Прости, — сказал он, закрыв глаза. — Я сержусь не на тебя. Бог требует от меня слишком многого.

— Разве? Иисус простил тех людей, которые вбивали гвозди Ему в руки и ноги. Он простил тех, кто смеялся над ним, когда Он висел на кресте. Он простил даже Своих учеников, когда те оставили Его. А мы разве не так себя ведем, Марк? Разве мы не грешим, не боимся? Разве мы не слабы в своей вере? Но Иисус все равно любит нас и указывает нам путь к настоящей свободе, к ее истинному смыслу. — Хадасса слегка наклонилась вперед, и Марк почувствовал ее искренность. — Бог простил тебя для того, чтобы ты простил ее.

Марк встал, раздосадованный тем, что ему снова приходится так страдать. Он надеялся на то, что проведет несколько минут в интересной беседе, но вовсе не на то, что услышит слова, которые пробудят в нем совесть и освежат мучительные воспоминания.

— Ты знаешь о прошлом Юлии только отчасти, Азарь. Я знаю все. Если бы и ты знала обо всем, что Юлия натворила, ты бы поняла, почему я испытываю к ней такие чувства.

— Так расскажи мне все.

— Лучше всего этого не трогать!

— Лучше ли?

— Юлия и сама может во всем исповедаться. И если она нуждается в прощении, то пусть обратится за ним к Богу!

Марк повернулся и пошел прочь, Хадасса смотрела ему вслед. Чувствуя тяжесть в сердце, она склонила голову для молитвы. Она долго еще сидела в алькове, когда все в доме уже уснули. Потом она, наконец, встала и сама отправилась спать.

Марк же, чувствуя себя бесконечно одиноким, стоял в тени верхнего коридора и наблюдал за ней.

47

Марк сидел с матерью на балконе и рассказывал ей о своих делах, глядя на голубей, клюющих хлебные крошки, которые приготовил для них Юлий. Марк держал мать за руку, поглаживал ее и думал о том, как было бы хорошо, если бы мать говорила достаточно ясно, чтобы он мог ее понимать. Когда он впервые увидел ее после возвращения домой, она все время повторяла: «Ха… да…». При этом она пристально смотрела ему в глаза, и он понимал, что она хочет сказать ему что-то очень важное. Но постоянное напоминание о Хадассе приносило Марку только боль. И мать наверняка это понимала, потому что совершенно перестала напоминать ему о ней.

— Ю… ли-и… — сказала она ему на этот раз.

— Я виделся с Юлией и говорил с ней, мама, — сказал Марк, не добавляя больше ничего. — Азарь заботится о ней.

Феба удовлетворенно промычала. Марк понимал, что она старается донести до него свои мысли и расслабляется только тогда, когда добивается своего. Он увидел, как она расслабилась сейчас, откинувшись на спинку своего кресла. Ее губы были слегка перекошены, и Марк, поцеловав ей руку, замолчал, не зная, о чем еще говорить.

Каждый раз, приходя к матери и усаживаясь рядом, Марк с трудом находил тему для разговора. Да и что утешительного мог он ей сказать? Что в доме все хорошо? Что он счастлив? Она понимала, что это не так. В то же время он чувствовал, что в нем происходит тяжелая борьба и что об этом тоже пока лучше никому не говорить. Как мать, скованная тяжелой болезнью, могла ему помочь? Ей от его откровений стало бы только хуже.

Феба наблюдала за своим сыном и знала, что у него не все хорошо. Она чувствовала его беспокойство. Ей было ясно, что его молчание свидетельствовало о его беспокойном сердце, а вовсе не о том, что у него все в порядке. Марк не знал, что Юлий рассказывал ей обо всем, что происходит в доме. Фебе было известно, что Марк виделся с Юлией. Она также знала, что он ее до сих пор не простил. Юлий рассказал ей о том, как Марк сообщил сестре о своем решении забыть прошлое. И Феба знала, почему. Марк не хотел смотреть прошлому в глаза.

Феба часто молилась в те минуты, когда он сидел рядом с ней, на балконе. Что я еще могу сделать, Господи? Пусть Дух даст мне нужные слова. Молю Тебя всем сердцем за своих детей. Я готова отдать за них всю свою жизнь, но кто знает о такой любви лучше, чем Ты? Ты уже отдал за них Свою жизнь. О Боже, если бы они только могли видеть, знать, понимать. О, если бы я только могла дожить до того дня…

— Азарь меня просто интригует, — сказал тем временем Марк, оторвав мать от молитвы. — Мне бы хотелось больше узнать о ней, но она все время уходит от этой темы.

— Ю…л-и-и…

— Да. Юлия. Азарь не отходит от нее, пока она не уснет. Я так понимаю, что Азарь и к тебе приходит каждый день.

Феба в ответ закрыла глаза и снова открыла их.

— Наверное, она молится за тебя.

И снова Феба закрыла и открыла глаза.

— Видимо, молитва — ее самое любимое занятие, — сказал Марк, слабо улыбнувшись. — Каждый раз вижу, как она тихо сидит в алькове перистиля и молится. Точно так же делала и Хадасса. Несколько дней назад она так молилась всю ночь. — Помолчав немного, он добавил: — Я обидел ее.