Читать книгу "ИнтерКыся. Дорога к "звездам" - Владимир Кунин"

— Ты... Ты!.. ТЫ — ГОВОРЯЩИЙ КОТ?! — слегка заикаясь, спросил он.

— Нет, Я — ДУМАЮЩИЙ, — ответил я ему. — Давай сюда свой гамбургер!..

* * *

Мы ехали шагом,

Мы мчались в боях

И «Яблочко» — песню

Держали в зубах... —

часто бормотал Мой Шура Плоткин, бесцельно сидя за пишущей машинкой и глядя в потолок.

Обычно это случалось на следующий день после очередной кухонной или «домжуровской» поддачи или после долгих и изнурительных проводов какой-нибудь барышни, ночевавшей у нас и совершенно не желавшей утром покидать нашу квартиру.

Ах, песенку эту

Доныне хранит

Трава молодая —

Степной малахит... —

бормотал Шура, и я каждый раз знал, что произойдет дальше. Шура должен был закинуть руки за голову, тупо посмотреть на чистый лист бумаги, заправленный в пыльную машинку, и горестно признаться:

— Ах, Мартын-Мартышечка... Интеллигентское распиздяйство к добру не приводит. Очеркишечко-то (статейку-то, заметочку-то, рассказик-то...) завтра уже в редакцию волочь. А головка — бо-бо, и денежек у нас в доме... сам понимаешь — тю-тю.

— Только без трагедий! — говорил я самым жестким тоном. — У меня есть хек, у тебя — полпачки пельменей. Выпусти меня и садись работать. И чтобы у нас сегодня вечером никого не было! Вернусь — проверю.

Я уходил из дому на целый день, возвращался запоздно — очерк был готов. При всех своих Человеческих слабостях Шура был сильной Личностью!

Мы ехали шагом,

Мы мчались в боях

И «Яблочко» — песню

Держали в зубах.

Это я так часто слышал, что поневоле запомнил эти строчки.

— А откуда ты знаешь эту песню? — спросил меня Мальчик.

— Какую еще песню? — удивился я.

— Ну, вот эту: «Мы ехали шагом, мы мчались в боях...»

Я чуть не подавился остатками гамбургера!

Ничего себе КОНТАКТИЩЕ!!! Это что же — он МОИ мысли читает?! Не Ребенок, а просто рождественский подарок мистеру Ричарду Шелдрейсу!

— Это не песня, — назидательно сказал я. — Это стихи.

— Песня, — уверенно возразил мне Мальчик. — Ее Никитины поют. Такие — тетка с дядькой и с гитарой. Так тихо поют, но отпадно!.. Они к нам в колонию приезжали петь.

— В какую еще колонию? — не понял я.

— В обыкновенную, — отрезал Мальчик. — Лезь в рюкзак!

— Зачем?

— Нам знаешь сколько в автобусе ехать? Потом столько же на метро. А в автобусы и метро с животными даже в клетках — и то запрещается! Так что залезай, не гордись.

— А куда мы поедем?

— К нам. В Квинс.

— Но мне завтра с утра нужно опять быть в порту...

— Мне тоже, — сказал Мальчик. — Вместе и поедем. Залезай в рюкзак. Или ты хочешь, чтобы тебя здесь портовые Собаки разорвали?

— Нет, не хочу. Ты мне так и не объяснил, что такое «колония»...

— Ты залезай в рюкзак, по дороге и поговорим...

* * *

Историйка была, как сказал бы Шура — «я тебе дам!..».

Я попробую коротко пересказать ее своими словами. Мальчик рассказывал ее часа два. Рассказывал сбивчиво и неохотно, а в одном месте, когда мы уже на Сорок второй улице пересаживались с автобуса на метро, даже немножко поплакал — незаметно для окружающих...

Начнем с того, что с определением Человеческого возраста у меня вечные пролеты: Мальчику оказалось не десять лет, как я предполагал, а почти двенадцать. Просто он был худенький и совсем небольшого роста.

Еще два с половиной года тому назад в Москве его звали Тимур Зайцев, и он жил с мамой на Васильевской улице, по той стороне, где Чешское посольство, но в старом доме, в однокомнатной квартире. И с ними жил еще дядя Витя Кияшко. Он был не отчимом Тимура, а сожителем Тимуровой мамы. Отца у Тимура вообще никогда не было.

Дядя Витя охранял пункт обмена валюты на Белорусском вокзале, и у него был настоящий пистолет Макарова. В минуты особого трезвого благодушия дядя Витя разряжал пистолет и давал его Тимуру поиграть.

А когда дядя Витя не работал, они с мамой Тимура все время выпивали. И когда делались совсем пьяными, дядя Витя начинал бить маму Тимура — почему она его не прописывает в этой квартире?! Перепадало и Тимуру. То от мамы, то от дяди Вити.

И один раз Тимур убежал из дому к маминой сестре — тете Зине, которая жила в Наро-Фоминске.

Побыл там два дня, а потом тетя Зина повезла его обратно в Москву, на Васильевскую. И привезла как раз тогда, когда в квартире была уже милиция и «скорая помощь». Оказалось, что, пока дядя Витя был на своей работе, мама сама напилась и уснула. А уже во сне захлебнулась своей же рвотой.

Похоронили маму на совсем новом кладбище — очень далеко от Москвы. От центра чуть ли не полдня добираться.

И девятилетний Тимур Зайцев остался жить с дядей Витей Кияшко, которого за доллары все-таки прописали в этой квартире. Как сказал Тимур — «задним числом». Что это — я не понял.

Стал дядя Витя приводить с Белорусского вокзала всяких женщин и делать с ними сами понимаете что. Бросят в кyxнe матрас на пол для Тимура, закроются в комнате и начинают!..

Дядя Витя и опекунство над Тимуром на себя оформил. Тетя Зина добровольно отказалась. Своих детей двое.

А один раз дядя Витя пришел домой уже пьяный. И без женщины. Увидел, что Тимур съел остаток супа из кастрюли, содрал с Тимура штаны — и давай хлестать его ремнем по голой попе!

Но Тимур словечка не вымолвил — не хотел унижаться. Хотя боль была очень сильной, и крик так и рвался из глотки. А дядя Витя все хлестал и хлестал! Да сам так распалился, что стал рычать по-звериному, а потом...

* * *

Вот тут Тимур и заплакал.

Слава Богу, мы уже вышли из автобуса. Это была конечная остановка — Центральный автобусный вокзал. И мы вышли в жуткую толчею, и никому до нас не было дела, и я краем глаза видел из рюкзака такое количество Черных Людей, какого я никогда не видел во всей Германии и России, вместе взятых!..

Мы зашли за угол какой-то китайской будки, торговавшей горячей жратвой, и Тимур там еще немножко поплакал. Потом мы спустились в ужасно грязное и мрачное метро и поехали в Квинс...

* * *

Короче говоря, этот дядя Витя Кияшко сделал с девятилетним Тимуром то, что он делал со взрослыми женщинами. Только в попу.

Это был ТАКОЙ КОШМАР, ТАКАЯ БОЛЬ, что тут Тимур не выдержал и закричал! Но дядя Витя зажал ему ладонью рот и сделал ЕЩЕ БОЛЬНЕЕ!

И тогда Тимур потерял сознание.

... А когда очнулся — увидел храпящего во сне дядю Витю Кияшко, увидел свои окровавленные ноги, почувствовал страшную, жгучую боль сзади и с трудом натянул на себя штаны.