Читать книгу "Долина забвения - Эми Тан"

— Вы обе слишком добры ко мне. А ведь я даже не помогла вам починить мебель в ваших комнатах.

@ * * *

После той ночи я стала смотреть на все другими глазами. Я слышала, как крестьяне по утрам хрипло приветствуют друг друга,

и они казались мне добрее. Я видела, как старики курят на улицах свои трубки, как стая собак с воем и гавканьем пробегает мимо. Звуки лая удалялись, и мне казалось, что я убегаю вместе с ними.

На дворе стояла весна, и на деревьях пробивались первые листья. По крайней мере, дождь закончился, и дни становились теплее. Помело уже соорудила себе костыли из сломанных ножек стульев. Она приклеила несколько слоев грубой кожи к подошвам туфель и запаслась травами, которые уменьшают отеки. Каждую ночь, когда к ней не приходил Вековечный и служанки отправлялись спать, она мерила шагами комнату, тренируясь перед побегом.

Мы набрали в кладовках деревяшек от сломанной мебели, чтобы сделать из них чучела и уложить их в наши постели — так у нас появится надежда, что побег заметят не сразу. Сиденья небольших стульев использовали для голов, половинки столешницы чайного столика — для туловищ, а ножки от столов имитировали руки и ноги. Волшебная Горлянка настояла на том, чтобы приделать чучелам лица. Она замесила глину и вылепила лица, потом набрала камней и щепок разного размера и сделала глаза, носы и губы. Лица у нас вышли довольно пугающими.

Мы с Волшебной Горлянкой запаслись едой, чтобы нам троим хватило на три дня. Я ничего не могла взять с собой — лишний груз станет только помехой либо моему сердцу, либо спине. Из одежды можно было взять лишь ту, которую я надену на себя и которая наилучшим образом защитит меня и в жаркие дни, и в холодные ночи. Но затем я вспомнила о том, что никак не могла бросить: о дневнике Эдварда и его с малышкой Флорой фотографиях. В моей памяти всплыл тот ужасный день, когда у меня ее забрали. Я посмотрела на фотографию и сказала ей: «Всегда сопротивляйся, никогда не подчиняйся». Я и сама собиралась последовать этому совету. Вытащив фотографии из рамок, я сунула их между страницами дневника.

Волшебная Горлянка положила мне на кровать блузку и длинную юбку в западном стиле.

— Почему ты принесла мне именно их? — спросила я.

Она лукаво улыбнулась:

— Чтобы ты превратилась в ту половину себя, у которой западные корни. Иностранку, путешествующую без мужа, никто не осудит. Люди знают, что иностранцы большие чудаки и скитаются там, где им вздумается. Стоит попробовать.

— А если кто-нибудь спросит, зачем я поднимаюсь на гору, что я отвечу?

— Ты скажешь им по-английски, что ты художница. Хочешь написать пейзаж. А я переведу на китайский.

Я нахмурилась:

— Но где же мои краски? Как я докажу, что я художница?

Она вытащила из сумки два свитка.

— Тебе не нужно их разворачивать.

Я знала, что это такое: картины Лу Шина — одна с портретом матери, другая с пейзажем долины. Каждый раз, когда я пыталась их выбросить, Волшебная Горлянка их возвращала.

— По крайней мере, стоит попробовать, — сказала она. — Я сама их понесу, — она развернула картину с долиной. — Как я могла их бросить? — спросила она мягко. — Это место напоминает мне то, где живет моя мать.

Мы дождались того дня, когда настала очередь Лазури принимать у себя в спальне Вековечного. После обеда, когда неподалеку находилась служанка Лазури, Помело пригласила нас на игру в маджонг. Сначала мы отказывались, но она специально громко повторила приглашение, и мы в конце концов приняли его. За прошедшую неделю мы потихоньку перетащили к ней все наши вещи. В семь часов мы пришли к Помело на игру. В десять часов, когда все затихло и служанка Лазури ушла к любовнику, мы надели простые одежды крестьянских жен, уложили у дальней стены наши чучела, одетые в красивые платья. Затем в беспорядке расставили возле них стулья и стол, разбросали по полу кружки и кости для маджонга, будто нашу игру внезапно прервали. В этой куче была и масляная лампа, и мы осторожно полили маслом одеяла, шелковые занавеси, абажур и ковры. Когда займется огонь, никто не сможет зайти в комнату, чтобы спасти нас — безобразные чучела с камнями вместо глаз. Мы с Помело вышли в задние ворота, находившиеся прямо за ее двориком. Волшебная Горлянка завела патефон, поставила пластинку с грустной арией, опрокинула жаровню, затем подожгла полог кровати и метнулась к воротам, где мы уже ждали ее.

Мы пошли верхней тропой вдоль предгорья и примерно спустя пять минут услышали крики, доносившиеся с главной дороги. Я представила себе испуганный вид тех, кто увидел нас, лежащих посреди огненного ада, обожженных до неузнаваемости. Лазурь пошлет всех спасать храм. А что будет делать Вековечный? Что он почувствует? Сколько времени пройдет до того момента, когда кто-нибудь войдет в комнату и осмотрит наши «тела» с кожей из обожженной коры?

Тропа повернула к вершине, и мы продолжили свой путь. Оглядываясь через плечо, мы видели, как высоко поднялось оранжевое пламя. Я подумала, не охватил ли пожар весь дом? Вдруг сгорит и вся деревня? При этой мысли меня охватило чувство вины. Мы пытались храбриться, но голоса выдавали нас — нам было страшно. Мне казалось, что из-за любого куста может выскочить Вековечный и преградить нам путь. Наконец мы удалились от деревни и больше не видели дым над низкими предгорьями. Нам стало легче.

Мы шли три часа. Помело нужно было часто отдыхать, потому что руки у нее уставали от костылей. Мы остановились, добравшись до участка тропы, заваленного камнями. Через него можно было пройти, но в темноте мы не решились это сделать — кто-то из нас мог упасть. Поэтому мы нашли за кустарником укромное место и решили отдохнуть. Мы спали по очереди, оставляя одну из нас сторожить.

Когда наступил рассвет, мы поразились красоте чистого неба, горных склонов и ущелий. Я почувствовала такое умиротворение, какого не ощущала ни разу в жизни. Мы вернулись на тропу, и я поняла, что в чем-то Вековечный не врал: здесь действительно случился оползень и тропу покрывали обломки камней. Мы с Волшебной Горлянкой могли бы преодолеть его, перескакивая с камня на камень, но нам приходилось поддерживать Помело, пока она осторожно переставляла костыли. Пошатываясь, она пыталась перебраться через крупные валуны, и мы были наготове, чтобы ее подхватить. Оказавшись на другой стороне завала, она совершенно выдохлась — как и мы. Около часа мы отдыхали и перекусывали.

Продвигались мы медленно, и Помело часто и искренне нас благодарила и извинялась:

— Мир равнодушен к твоим бедам, когда у него есть свои заботы.

Однажды кто-то сказал мне: когда ты спасаешь другого человека,

пусть даже против своего желания, вы с ним соединяетесь навеки. Именно такое чувство мы испытывали к Помело. Волшебная Горлянка часто спрашивала ее, не нужен ли ей отдых. Я беспокоилась, не болят ли у нее ноги. А она спрашивала, не устали ли мы нести ее небольшую сумку с вещами. Мы успокаивали, говоря, что она совершенно нам не мешает, — и вообще-то это было правдой.