Читать книгу "Удар "Молнии" - Сергей Алексеев"

И не уловил момента, когда уснул…

Наталья разбудила его, когда за окном сквозь занавески пробивалось солнце. Стояла на почтительном расстоянии от кровати, чтобы не достал рукой…

— Вставай, двенадцатый час!

— Да?! — больше обрадовался, чем удивился Глеб. — Как же мне теперь уйти? Соседи увидят! А мне бы не хотелось бросать тень на твою репутацию…

— Довольно болтать-то, — усмехнулась она и неожиданно присела на кровать у ног. — Отмыла тебя, отчистила — теперь и отдавать жалко. Ты парень-то — ничего, казак. Я ведь сейчас торгашка, челнок, на все смотрю взглядом продавца…

— Так, любопытно! Кому ты собираешься меня отдавать?

— Не знаю… Отпусти тебя, так кто-то подберет. Сейчас война, одиноких женщин хватает… Не отпускать тебя, что ли?

— А муж? — откровенно съязвил Глеб. — Учитель? Интеллигентный чеченец?

— Прекрати, — властно оборвала Наталья. — Был муж. Учитель, вместе работали в школе. Я физкультуру вела, он — биологию. Потом ушел на железную дорогу. Мы в Гудермесе жили… Стал хорошо зарабатывать. Промысел такой был — добывать вещи из вагонов. Ты не местный, тебе этого не понять, а у нас это привычное дело — ходить за добычей. Что у чеченцев, что у казаков. Рисковое занятие, для настоящих мужчин… Погиб он, охрана состава застрелила. Теперь чеченцы меня не жалуют, как раньше, но зато не трогают.

— Извини…

Она усмехнулась невесело, но тут же с легкостью смахнула печаль.

— Может, сам посоветуешь, что мне с тобой делать?

— Ну уж конечно не отдавать никому и не отпускать! Такой товар! А если еще волосы отрастут? Да усы?

— Веселый ты парень! Люблю веселых!.. Да только не простой. Ты ведь рискуешь все время, с автоматом вон спишь в обнимку… Но промышляешь не грабежом и не разбоем. Я все вижу, Глеб. А что не вижу — чувствую.

— Как я денежки зарабатываю — не твоего ума дело, — грубовато оборвал он. — По крайней мере, не челнок, чтоб сумки таскать.

Глеб мысленно перебирал легенды, более подходящие на этот случай — она же сама подсказала.

— Наркотики, да? Такие деньги зарабатывают только на этом.

— Пожалуй, я от тебя сам уйду! — Он встал, не стесняясь наготы, а даже демонстрируя ее, прошел к стулу и стал одеваться.

— Так я тебя и отпустила!

— Нет, ты мне нравишься. Но язык у тебя!.. И особенно, нос!

Он медленно надел трусы, майку и только потянулся за брюками, как Наталья подошла сзади и обняла за плечи, прижалась к спине.

Глеб услышал короткое, отрывистое дыхание.

— Не уходи… Я терская казачка… Меня с детства учили… где язык должен быть… и где нос…

Развернувшись к ней, он увидел перед собой только приоткрытые губы. И больше ничего…

Наталья же уклонилась, спросила с надеждой:

— Только скажи? Ты — удачливый? Везучий?.. А то мой муж был… Никого даже не царапнуло, а ему четыре пули досталось. Смелый, но невезучий!

— Еще раз услышу о муже!..

— Смотри! — перебила она, показывая седую прядь. — Хочешь, чтобы я поседела? Этого хочешь?

— Я тебя хочу. — Глеб взял ее на руки. — А что касается удачливости… Разве мне не повезло? Какую красавицу добыл! Без выстрела взял. И почти без риска!

И ничего в тот миг не испытывал, кроме безотчетного, лихого счастья и переполнявшей его энергии, сходной с энергией воинского духа…

* * *

Теперь надо было уходить от всего, что успел построить за этот год и как-то незаметно обжить. Он потом много раз пропадал надолго и возвращался грязным, завшивевшим, заведомо зная, что опять испытает обновление, потрясающее чувство чистоты и неги. Только совсем не осознавал тогда, что всякий раз вкладывает еще один кирпичик в здание, которое хоть и с натяжкой, но можно было назвать семьей.

Глеб, еще не расставшись, испытывал чувство потери. И не только потому, что Наталья, не ведая того, вслепую, помогала ему, собирая информацию на рынках городов, часто весьма ценную, не зная истины, по-женски аккуратно отводила от него подозрения, а то и прямые угрозы, когда поддерживала легенду о нем как о человеке, промышляющем поставкой наркотиков в Россию.

Однако, даже в минуты ощущения чистоты после очередного похода Глеб понимал: их отношения не соответствовали представлению о семье, ибо замешаны были на грязи. Только и разговоров было в доме: как перетащить из России вагон украденного где-то товара, сбыть фальшивые деньги, партию которых предлагают, — одним словом, семейка-то получалась бандитская, преступная, а он — глава ее — вообще из «наркомафии»!

Разумно было бы, сделав свои дела, уйти и не вернуться…

После казни Кастрата и двухнедельной отлежки в уютном временном пристанище Глеб все-таки решился.

— Собери самые необходимые вещи в маленькую сумку, — распорядился он. — Сегодня ночью уйдем… за границу.

— Надолго? — только спросила она, давно предчувствуя такую развязку.

— Навсегда.

Она давно уже не проявляла своей властности, с детства наученная жить под волей мужа, и могла «расслабиться» только когда оставалась одинокой. Слово Глеба имело силу закона, что особенно ему нравилось и отвечало мужскому духу.

— Навсегда уйти не могу, — заявила Наталья. — Мать одну не оставлю и дом не брошу.

С точки зрения Глеба, все они здесь жили не по совести, воровали, грабили, продавали, мошенничали — короче, занимались привычным для этих мест и имеющим давнюю традицию промыслом. Но у этого жулья и ворья было обостренное чувство любви к родственникам, может, оттого, что жили в постоянном риске, ступали по грани и избавлялись от опасности лишь в кругу семьи.

Она подумала, попробовала поискать компромисс.

— Скажи, куда поедем. Если недалеко, матушку можно взять.

Старушка по дому-то едва передвигалась, изработавшись за долгую колхозную жизнь, а ехать сейчас на машине, когда ушли войска и на дорогах полный произвол — практически невозможно. Не прорываться же с боями до Моздока!

Если бы рядом с ним ехал чеченец — а погибший муж Натальи был из одного тейпа с Масхадовым, — можно колесить повсюду, еще и помогут в дороге. Но если вдова учителя-разбойника с железной дороги подцепила себе русского и норовит улизнуть из Ичкерии — это команда «фас».

— Я же сказал, за границу, далеко. — Он не имел права и не хотел раскрываться. — Мне здесь оставаться нельзя.

— Что случилось? Может, я смогу уладить?

— Уладить ничего нельзя. Для этого нужно… перекроить всю жизнь или вообще перечеркнуть и начать сначала.