Читать книгу "Панк-Рок. Устная история - Джон Робб"

К моменту смерти панка мы серьезно подсели на различные ритм-секции, черные ритм-секции от регги до фанка. Эта идея очень белой панковской «1, 2, 3, 4!» темы уже нас не интересовала. Нам нравился гитарный нойз, но не более того.

Сразу после панка пошла экспериментальная фаза — Joy Division, PiL и мы. Мы все начали уходить от традиций. Вы не найдете гитарных соло на треках Killing Joke. Есть определенные вещи, которые мы позаимствовали из всего периода: мне кажется, что до сих пор талантливый и одаренный артист может существовать без лимузинов и эго-трипов, и мне это нравилось в панке, нравилось то, что можно было поиздеваться над героями и рок-звездами. Я рад, что начал именно тогда, когда начал. Это было очень волнующее время: музыка, которую, как я думал, буду играть, переехав в Лондон, оказалась совсем не такой, какой я ее себе представлял.

Моим первым жильем стала трехкомнатная квартира в Ноттинг Хилл, за которую я платил 7 фунтов в неделю. Вот где начался карнавал. Там была марокканская община, вест-индская община, португальская община — там и началась многокультурность. В этом было нечто прекрасное: британская группа, вдохновленная результатами нашей колониальной системы.

Мы презирали панк-униформу. Все мы, кроме Юта, выглядевшего, как панк, выпадали из общей темы. Нас не могли вписать в рамки, потому что мы не следовали правилам.

Я не ностальгирую по тем временам, хотя бывали по-настоящему хорошие моменты — это были времена, когда мы формулировали наши музыкальные идеи, философию. Лондон был депрессивным местом. Было ощущение, что ядерная война вот-вот начнется. Мы ездили в Берлин записывать два наших первых альбома, и там было ощущение холодной войны, и мне это даже понравилось. Это было мрачное время. Помню, мы играли совместный концерт с Joy Division — мы ездили с ними в тур и также были хедлайнерами — и пресса окрестила нас Южным Стомпом (stomp — топать), а их Северным Мраком! (Смеется.)

С Joy Division мы отыграли шесть или семь концертов. На их выступлении никто не двигался. Физической реакции вообще не было. Все просто смотрели на Йена Кертиса. Странная была атмосфера.

Джорди:

Помню концерт в Хай Уайкомб. В нашей гримерке было полно народу и играла какая-то музыка для вечеринок. Помню, я шел по коридору в нашу гримерку, где веселье было в полном разгаре, и, проходя мимо гримерки Joy Division, увидел, что они там сидели все мрачные, опустив головы. (Смеется.)

Джез Коулман:

На нас Public Image повлияли так же, как и Sex Pistols. Ют дружил с Джоном Лайдоном. Между нашими группами были связи. Лайдон дал нам первый толчок. Послушав нашу кассету, он сказал, что мы единственная группа, которая ему нравится, и это как-то совпало с нашей сессией у Джона Пила. Пил поставил в эфир наш ЕР с тремя треками.[280]

Роб Ллойд:

Prefests развалились, а мне по-прежнему хотелось заниматься музыкой. Мне всегда хотелось, чтобы группа, в которой я бы играл, называлась Nightingales. Не знаю, почему мы назвались Prefects — поганое название, слегка конформистское. Большинству хотелось называться как-нибудь вроде Exploited, что-нибудь в таком духе. А назвать себя Prefects все равно, что назваться Crimefighters или что-то типа того!

Мы начали собирать Nightingales, и по иронии туда входили четверо бывших музыкантов Prefects. Я получил ту телеграмму от Джеффа Трэвиса и поехал в Лондон на встречу с ним. Я ему сказал: «Слушай, у нас ничего не записано, есть только восемь песен для Джона Пила». Он говорит: «Это та самая сессия, которую мы слышали? Мы хотим ее издать». И я ответил: «Можете издавать, если дадите нам денег на запись». Он согласился, и с этого началась другая история.

До этого казалось, что мы были сами по себе. Все эти «ирокезы», кожаные куртки, забрызганные краской штаны показали мне, что панк пошел не тем путем. Ранее в музыкальном отношении это было тем, что мне хотелось делать.

Поначалу Nightingales были более импровизационной группой — нам действительно хотелось экспериментировать после Prefects. Нам не хотелось больше находиться в одном списке с Sham 69, и нам не хотелось, чтобы в нас плевали на концертах. Это утомительно. Но мы, создавая Nightingales, не думали о новых планах — мы просто пошли дальше. Я не притворяюсь, будто мы какие-то невероятные экспериментаторы. Мы просто делали то, что делали.

Когда Nightingales начинали, появилась новая волна панк-групп, таких как Exploited, и некоторые были чертовски хорошими, например, Violators или Vice Squad — их было множество.

Колин Ньюмен:

Альбом 154 вышел в конце 1979 года. Разрыв между Pink Flag и Chairs Missing создал больше разрыва между Chairs Missing и 154. Мы улучшали звучание. Кое-где альбом просто фантастика, а местами ужасен. Это первый альбом Wire, который я не могу слушать полностью. Процесс записи этой пластинки был болезненным. Получилось так, что EMI вписали нас в тур с Roxy Music, как раз перед уходом Брайана Ферри — это стоило целое состояние. Их команда и звукоинженеры предложили нам так мало, что это казалось ужасной потерей времени, и мы подумали: «И это все? Мы что, хотим быть на них похожими? Я так не хочу».

Если бы в 1979 году Wire были бы чисто экспериментальной группой, EMI не стала бы выпускать наших пластинок. Нам некуда было бы идти. Нам нужны были поп-песни на альбоме, и мне интересно было этим заниматься. Другим хотелось идти в одном направлении — если посмотреть на то, что на самом деле происходило с андеграундными лейблами, дистрибуцией которых занимались Rough Trade, видно, что Wire могли бы стать частью этого. От EMI мы получали 40 фунтов в неделю. Мы были нищими!

МикКрадж(The Fits: вокал):

Adam and the Ants выступали в Норбек Касл, в Блэкпуле.[281] Я, честно говоря, толком не знал, кто они такие — мы просто ходили на все панк-концерты, которые проходили в городе. Помню, даже их роуди странно выглядели. Едва они вышли на сцену, как все тут же начали сходить с ума. Когда я услышал Pistols, я понял, на кого бы мне хотелось быть похожим, но когда я увидел Ants, я понял, кем бы мне хотелось быть. Уже через пол-песни буквально незнакомой группы я уже валялся на полу у сцены. Помню, я смотрел вверх на Адама — кожа, макияж — странная, опасно выглядящая группа, нападающая на нас. Мэтью Эшман, их гитарист, выглядел просто обалденно. Кажется, тогда только вышел сингл «Young Parisians». Они были настолько не похожи на эту пластинку — по какой-то причине их саунд того времени так и не попал на винил. У меня до сих пор мурашки по коже бегут, когда я это вспоминаю. Нам очень повезло увидеть их живьем в их лучшие времена.