Читать книгу "Легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола - Джон Эрнст Стейнбек"

ЧЕЙЗУ

Сомерсет, 20 апреля 1959 г.

В отношении книг: было бы хорошо, если б Вы попытались достать те словари, о которых пишете. Все это не так срочно, поскольку теперь у меня есть словари англосаксонского и среднеанглийского языков, а также двухтомник Оксфорда. Свой Большой Оксфордский словарь я подарил Бобу Болту — тому самому, который нашел для нас этот дом. Он занимается драматургией, со временем обещает вырасти в большого мастера. Полагаю, трудно придумать лучший подарок для пишущего человека. Во всяком случае он уходил от нас со слезами радости на глазах.

Я уже наполовину отредактировал «Мерлина» и в очередной раз изменил свои планы в отношении этого куска. Жена одного из учителей местной Королевской школы недурно печатает на машинке. Думаю попросить ее изготовить четыре копии, и одну из них отослать Вам. Конечно, это еще не окончательный вариант текста, но в печатном виде с ним будет гораздо легче работать. Мне хочется, чтобы на руках у Вас оказалось нечто осязаемо-материальное. У меня появился небольшой магнитофон. Так что теперь я начитываю текст на пленку, а затем его прослушиваю. Это дает мне лучшее чувство слова. Кроме того, в процессе прослушивания выявляются ошибки, которых я не замечал прежде. О Боже! Все это так затягивает. Совершенно невозможно ограничиться короткой, компактной главой о Мерлине. А ведь это в некотором смысле второстепенный персонаж! Что же будет дальше? Но я не могу с собой бороться: пытаюсь изложить историю во всей ее целостности и полноте. Да еще чтоб она выглядела правдоподобной, и чтобы сохранялось настроение и эмоциональное наполнение поступков. А при всем том еще требуется придерживаться реальной канвы событий. Ведь речь идет о чрезвычайно важных вещах — не много не мало о формировании королевства! Вы помните, я всегда утверждал, что Мэлори пришлось помучиться с этой частью. То же самое происходило и со мной. Однако я постепенно вживаюсь в текст, набираюсь опыта. У меня появилась такая свобода в обращении с материалом, о которой раньше я мог только мечтать. От души надеюсь, что Вам понравится конечный результат. Мне кажется, что получается стоящая вещь — столь же хорошая (на свой лад), сколь был хорош Мэлори для той эпохи. Честно говоря, я ужасно волнуюсь, все эти мысли не дают мне покоя.

ЭРО И ЧЕЙЗУ

Сомерсет, 20 апреля 1959 г.

Написал начало для «Мерлина». Всю главу следует пересмотреть и кое-что переделать. Я так далеко продвинулся в своем методе, что многое из написанного ранее кажется блеклым и плоским. Полагаю, это нормальный процесс — так часто случается. В любом случае, прежде чем отправлять материал Вам, я доведу его до ума. Мне по-прежнему нравится то, что я делаю. Заказал в Лондоне одну отличную вещицу — наклонную столешницу (типа кульмана), которой пользуются архитекторы. Надеюсь таким образом облегчить себе жизнь, а то шея и спина ужасно затекают во время работы.

ЭРО И ЧЕЙЗУ

Сомерсет, апрель 1959 г.

Вот интересно, если заглянуть в мозг пишущего человека — романиста или критика, — что мы там обнаружим? Возможно, писатель вовсе и не творит, а просто переносит на бумагу свои самые яркие переживания? Причем переживания эти могут относиться к самому далекому времени, к раннему детству. Если когда-то он стал свидетелем героического деяния и это вдохновило его, то впоследствии он станет воспевать героизм. Если же давным-давно писателя постигло жестокое разочарование, то вся его проза будет проникнута горьким чувством. Ну а если самым ярким впечатлением для него стала зависть, то он всю жизнь будет оплевывать чужие успехи.

Не исключено, что именно этим объясняется тот интерес и воодушевление, которые я испытываю в процессе работы. Мэлори жил в суровую и жестокую эпоху, возможно, самую безнравственную за всю историю человечества. И в книге он никоим образом не приукрашивает действительность, не скрывает пороков своего времени. Загляните в его «Смерть Артура», и вы все там обнаружите — алчность и жестокость, предательства и убийства, а также откровенный, по-детски прямодушный эгоизм. Однако в том-то и состоит величие автора, что он не позволяет этим низким чувствам заслонить солнце. Ведь бок о бок с ними в романе существуют великодушие и доблесть, красота и печаль. Именно этим высоким чувствам, а вовсе не мелочным обидам и раздражению отдает предпочтение Мэлори. И, наверное, по этой причине он является великим писателем, а, скажем, какой-нибудь Уильямс нет. И не имеет значения, сколь искусен он в описании какой-то одной стороны жизни: если солнце померкнет, он все равно не сможет увидеть мир целиком. День и ночь — они оба в равной степени существуют. И стремление игнорировать что-то одно равносильно попытке расщепить время пополам — поверьте, это то же самое, что тянуть короткую спичку в небезызвестной игре. Лично мне нравится Уильямс, я восхищаюсь его творчеством. Но если человек лишь наполовину человек, то и писателем он будет наполовину. В то время как Мэлори — единое целое. Трудно припомнить во всей литературе эпизод, более отвратительный, нежели детоубийство, совершенное Артуром. Да, он погубил детей, и во имя чего? Чтобы один из них, повзрослев, не стал его убийцей. И что бы сделал в такой ситуации Уильямс и иже с ним? Они бы сказали: «Да, именно так все и было». И на этом бы остановились. Они и близко бы не подошли к тому захватывающему мигу, когда Артур встречает свою судьбу и решает биться с ней один на один. Как можно забыть подобное? Вот и получается, что мы порождаем одаренных пигмеев — наподобие шутовского двора. Конечно, эти карлики могут выглядеть забавными — пока пародируют настоящий королевский двор. Но они (почему, собственно, «они»? мне следовало бы сказать «мы») все равно карлики, и не более того. Что-то происходите нашими детьми. Художник должен быть открыт во всех направлениях — каждому лучу света и каждому пятну тьмы. Однако наше поколение осознанно закрывает все окна, намеренно добивается полной темноты, а после спешит к психоаналитикам в поисках света.

Ну что ж… Раньше существовали настоящие мужчины, и они могут появиться вновь. У меня есть приятель (не стану озвучивать его имя), который получил от ворот поворот у одной женщины и по этой причине впал в отчаяние. И он полностью игнорирует тот факт, что буквально сотни женщин готовы одарить его своим вниманием. Разве не парадоксально? Я писал ему об этом в своем последнем письме, но не знаю, как он воспримет эту мысль.

Прошу простить меня за излишнюю серьезность, просто сегодня у меня такое настроение. На днях мне пришлось изрядно потрудиться с переделкой «Мерлина». Самое смешное, что я точно знал, что хочу сказать, но не мог подобрать нужных слов. Ну ничего, я все равно добьюсь своего — время пока терпит.

Возвращаясь к предыдущему абзацу, хочу сказать: конечно же, есть люди, которые отвергают все мои творческие усилия. Но, черт возьми, у меня ведь есть и единомышленники — чудесные, умные люди, которые понимают меня и принимают то, что я делаю. И забывать об этом было бы, по меньшей мере, глупо. Так же, как глупо предаваться бесплодным размышлением на тему, что подумают и скажут мои недоброжелатели. Лучше вместо того возблагодарить судьбу за то, что они не одни такие на свете. Слава Богу, рядом со мной мои друзья и соратники.