Читать книгу "Кучум - Вячеслав Софронов"

— Скажи русским, что я буду ждать их возле устья Вагая. Слышишь?

— А они меня отпустят обратно? — недоверчиво спросил Соуз-хан.

— Конечно. Не сомневайся. Ведь твои сыновья служат у них.

Ермак сразу узнал Соуз-хана, хотя тот и сильно постарел, стал вдвое толще, чем раньше. Зато тот, переживая за свою жизнь, постоянно озирался кругом и не признал в атамане своего старого знакомого.

— Так что предлагает Карача-бек? Зачем ему понадобилась наша помощь? — пытливо выспрашивал Ермак прибывшего. Тут же сидели Матвей Мещеряк, Иван Кольцо и князь Волховской.

— Не верю я этим басурманам, — выслушав ответ часто хлюпающего носом Соуз-хана, вздохнул князь Болховской.

— Почему он сам не явился? — спросил Матвей Мещеряк.

— Верно, караулит хана Кучума. И ждет вас.

— Не мешало бы изловить хана сибирского, — как бы между прочим озорно блеснул синими глазами Иван Кольцо. — Много ли заплатить твой Карача обещался?

— Много, много, — закивал головой Соуз-хан. — Табун коней обещал.

— Коньков заиметь это хорошо, — мечтательно произнес Кольцо. — Отправь меня с моей сотней, атаман. И хана за бороду притащим, и коньков пригоним. Как скажешь?

Ермак недоверчиво глянул на прибывшего гонца и обратился к князю Волховскому:

— Что князь скажет? Может, твоих людей направить?

— У меня помороженных много, — не согласился тот, — да и места они эти плохо знают. Пусть ваши казаки отправляются, коль ты, атаман, басурману этому веришь.

— Сотню я с тобой не пущу, — не глядя в глаз а есаулу, вздохнул атаман, — а то могут они сговорившись и по Кашлыку ударить, пока мы их по лесам ловим. Коль согласен, то бери полсотни. Сколько у Карачи-бека воинов?

— Две сотни будет, — с готовностью отозвался Соуз-хан.

— Хватит, чтоб Кучума словить. А что не так, то мигом обратно.

— А куда же нам еще деваться? — засмеялся Кольцо.

— Только чур, конька сам себе выберу. По вкусу.

— Выберешь, выберешь, — заулыбался Ермак ему вслед.

Соуз-хан тоже направился к двери, но был остановлен властным окриком.

— Куда собрался, уважаемый?

— Так, однако, обратно надо…

— Вернутся казаки, и ты домой отправишься. Подави пока с нами. Места на всех хватит. — Понурившись Соуз-хан пошел разыскивать своих сыновей, проклиная коварство Карачи-бека.

* * *

Две недели не было известий от казаков, что ушли вместе с Иваном Кольцо, а как-то ночью караульный на башне услышал легкий шорох внизу, а потом что-то твердое упало на замерзшую землю. Караульный поспешно спустился по лестнице с факелом в руке, без особого труда нашел обычный рогожный мешок и, развязав его, в ужасе вскрикнул, не помня себя, побежал к избе атамана.

Ермак долго смотрел на лежащую перед ним окровавленную голову есаула, казалось бы и сейчас беззаботно улыбающегося, с голубыми глазами, а потом с трудом произнес:

— Выбрал ты себе, Иван, конька… Только голову не сберег. — Скрежетнув зубами, велел будить есаулов и привести Соуз-хана.

Тот вошел заспанный, подрагивая от холода, и обвел избу, озаренную чадящим светом факелов, ничего не понимающими глазами.

— За этим ты казаков звал? — угрожающе шагнул к нему атаман, указав на отрубленную голову есаула.

— Зачем так говоришь? — испугался тот и еще сильнее задрожал. — Карача-бек правду говорил, что Кучума прогнать хочет. Он ушел от него. Затем и нукеров просил.

— Врешь ты все! Сговорился с ханским визирем, чтоб заманить наших казаков. Готовься к смерти!

— Моя русским служить будет, — залепетал, путая свой и русский языки, Соуз-хан. — Моя не виновата… Карача-бек нехороший человек…

— Что с его сыновьями делать? — спросил Матвей Мещеряк. — Может, на осине вздернем?

— Так его сыновья здесь?

— А где же им быть. Туточки. Просились с Иваном в поход, да он не взял их.

Ермак задумался на какое-то время. Было не похоже, чтоб трусливый Соуз-хан пошел на такой шаг и пожертвовал бы не только своей собственной шкурой, но и жизнью сыновей. Не такой он человек.

— Вышлите утром дозор, — приказал он Мещеряку, — а с ним пока погодим. Разузнать надо, чего с казаками нашими случилось. Может, и жив кто остался, расскажут. Не сбежит, не бойся, — ответил он на выразительный взгляд есаула в сторону Соуз-хана.

Но высланная утром разведка быстро вернулась обратно, доложив, что узкая тропа перекрыта и они чуть не угодили в засаду.

— Попробуйте спуститься по реке и пробиться на другую сторону, — указал Ермак на крутой спуск Якову Михайлову.

— Поздно, атаман, — кивнул тот на замерзшее русло реки, где в нескольких местах можно было разглядеть чернеющие группы всадников. — Обложили они нас. А по снегу через лес не пробиться.

Ждали еще неделю, не предпринимая особых попыток выбраться из Кашлыка. Вместе со всеми ждал своей участи и Соуз-хан.

В один из хмурых зимних дней к Ермаку подошел есаул Савва Волдырь и попросился на вылазку.

— Сиди не сиди, а припасы кончаются, — пояснил он.

— Может, доберемся до какого селения, возьмем рыбы, мяса.

— Хлебца бы… — сказал мечтательно Гришка Ясырь.

— Да, хлебца бы не помешало, да где его взять. Ермак видел, как отряд Волдыря беспрепятственно прошел по реке, тяжело утопая в наметенных за зиму сугробах, и взобрался на противоположный берег. Никто их не тронул. Их ждали неделю. Не вернулись. Ждали еще одну. А потом батюшка Зосима сказал Ермаку:

— Кажется мне, что заупокойную службу служить надо по ним…

— Не будем торопиться. Служба не уйдет. Шла третья неделя Великого поста и в городке не осталось ни крошки еды. Отец Зосима объявил казакам, что берет грех на себя и разрешает употреблять в пищу скоромное, если кому удастся добыть какую живность. Казаки переглянулись меж собой и промолчали.

Еще через неделю не смог встать утром князь Болховской. Осенью уехал в Москву вместе с Иваном Грозой сопровождать пленного Мухамед-Кула княжеский помощник Киреев, и стрельцами командовал Иван Глухов. Он и сообщил Ермаку, что воевода совсем плох.

— Что же раньше молчал? Язык проглотил?

— Да так есть хочется, что хоть язык собственный на похлебку вари, — слабым голосом отшутился тот.

Атаман откинул тяжелую меховую полость, укрывавшую Волховского, и увидел раздувшиеся ноги того, посиневшие ступни.

— Батюшку мне позовите, — попросил князь негромко. — Исповедоваться перед смертью хочу.

— Да подожди, князь, умирать. Скоро лето придет. Пробьемся к реке, рыбы наловим, ушицы сварим. Погоди…