Читать книгу "Сибирь - Георгий Марков"

— А чего тут не понять? Скажете, я могу ей голову оттяпать. — Агей от нетерпения встал, потянулся до хруста, выпячивая как бы напоказ свою крепкую грудь. — Одной паскудой будет меньше. Вражье отродье!

— Помолимся, братья. Пусть господь бог окажет нам в справедливом суде свое вспоможение.

Братья встали перед иконами, гнусаво принялись читать молитвы.

Место для встречи Поли с деньгами скопцы избрали там, где дорога делала крутой поворот к заимке. Со всех сторон это местечко было прикрыто лесом и защищено от посторонних глаз. А уж насчет глаз-то едва ли стоило особо беспокоиться: ездили здесь только сами скопцы да два-три раза за зиму становой пристав из Нарыма, ну, вот еще Епифан Криворуков.

Было для убийц здесь и еще одно, может быть, самое решающее удобство: в двадцати саженях от дороги из крутого берега в реку падал ручей. Он, вероятно, был из числа тех, которые струились из глубин земли, вскипяченные в ней, как в самоваре. Огромная полынья дымилась тут, и сквозь пар просматривались клубки быстротекущей желтоглинистой воды. В эту полынью можно было упрятать не то что человека с одеждой и коня с упряжью, а целое село со скотом и скарбом.

Никифор ехал с короткими остановками. Даже ночью на постоялых задерживался, чтоб только передохнуть. Под конец пути Пегарь стал сдавать и переходил на рысь только под воздействием бича. Устал и сам Никифор непереносимо клонило в сон. Он закрывал глаза и тут же открывал их. Близился свороток на заимку, и это заставляло его посматривать вдаль.

Он сидел в глубине кошевки, прикрыв себя с головой старым, изношенным одеялом. Дул резкий ветер, вздымавший снег. Предвечернее небо мрачнело, и месяц тонул в тучах.

Вдруг конь остановился, шарахнулся, хрустнули оглобли под тяжестью его тела. Одним ударом охотничьего кинжала Агап пересек коню горло. В тот же миг в руках Агея свистнуло топорище тяжелого колуна, и обух его раскроил череп Никифора…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

АКИМОВ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

До землянки Федота Федотовича Поля дошла легко. Впереди времени было еще много — часа два, а может быть, и больше. Поля собиралась чуть передохнуть здесь и идти дальше. Но в самый последний момент передумала. До стана дедушки за два часа не дойдешь, а двигаться посреди ночи непросто.

Поля затопила в землянке печурку, сварила чай и, как только стемнело, легла спать. Первые полчаса было как-то тревожно и неуютно. Все казалось, что кто-то крадется к землянке. Вот-вот откроется дверь — и войдут чужие люди. Поля поднимала голову, прислушивалась. Оказывается, это похрустывало сено под ее телом.

В конце концов Поля убедила себя, что тайга пустынна в зимнее время и ничто ей не грозит. Вся тревога от возбуждения и мнительности, и нечего всякими пустяками голову забивать. Она уснула крепко и проспала без сновидений всю ночь напролет.

С рассветом Поля встала на лыжи и пошла дальше.

Шла, как вчера, легко, излишне не торопилась, но и не мешкала зря на остановках. Посидит где-нибудь на валежнике, похрустит сухарями — и снова в путь.

Тайга лежала, закутанная в снега, притихшая, задумчивая. День выдался светлее вчерашнего. Несколько раз выглядывало солнышко, и тогда макушки деревьев со своими белыми пышными шапками становились золотистыми и светились, как горящие свечи. Виднее становились и затесы на стволах, за которыми Поля следила в оба глаза, чтобы не сбиться с пути, не уйти от дедушкиного стана куда-нибудь в другую сторону.

После всего, что она пережила на заимке скопцов, после натужных разговоров с Никифором и, наконец, после откровенной беседы с отцом ей приятно было оказаться в полном одиночестве и обдумать все, что случилось. Она чувствовала, что между той жизнью, которую она вела месяц, даже десять дней назад, и той жизнью, которая началась вчера, пролегла глубокая межа. Никаких внешних перемен, в сущности, не произошло. Все люди, окружающие ее, все вещи и предметы оставались на своих прежних местах, никто и ничто не переставало быть тем, чем было, но в ней самой, в ее душе все сдвинулось, все переместилось, окрасилось в иные оттенки.

Она мысленно касалась одной плоскости жизни, другой, третьей и приходила к таким выводам, которые диктовали ей совсем новое поведение.

"Нельзя жить в доме, который презираешь, людей которого считаешь чужими… а если это так, то зачем тянуть, откладывать, унижаться, быть не тем, кто ты есть на самом деле… Уходить, немедленно уходить… Но если Никифор будет тормозить, будет пытаться склеить нашу жизнь под одной крышей, тогда как? Уходить все равно. Без него? Да, без него… Уж если любит по-настоящему, то пойдет со мной, а не любит — пусть остается на собственную погибель… И тогда будет ясно, что все слова, которых столько было сказано между нами о самостоятельной жизни, — мишура, копеечная позолота, ненужная побрякушка".

Поле жалко было Никифора. Она верила в него. Любила его и не могла представить себя без него. Слезы застилали глаза. Она плакала прямо на ходу, потому что тут, в тайге, никто не видел этих слез, никто не мог упрекнуть или истолковать ее чувства как-то иначе.

Думала она и об отце, о том деле, которому он отдает свою жизнь и которое вот и ее самое отправило в это путешествие в Дальнюю тайгу. Как будет дальше?

Разве этот парень, на помощь которому она спешит, последний? Разве не будет в этом году или в будущем году новых случаев, когда отец вот так же, как вчера, скажет: "Иди, Полюшка, кроме тебя идти некому, а помочь надо, если б даже это было сверх наших сил…"

И она пойдет, пойдет без всякого принуждения. Ее Душа распахнута навстречу отцу, и она твердо знает: он никогда и ни в чем не поступит так, чтоб его действия и мысли оскорбили ее совесть или, что еще хуже, затронули ее сознание.

Ах, как сложны и запутанны в этой жизни путидороги! Почти как здесь, в тайге. Идешь и все время примечай, где идешь: думай и о пройденном и о предстоящем пути, соотноси свое движение с течением времени, чтоб не оказаться в ночь на голом месте, рассчитывай силы, чтоб не изнурить себя, и всегда имей частицу их про запас.

— Стоп! Лыжня! — воскликнула Поля, увидев впереди две извилистые ленты, пересекавшие пологие скаты Лога.

Поля подкатила к лыжне, остановилась. "Кто это ходит? Дедушка с тем парнем? Или кто-нибудь из посторонних? Думаю, что они. Скоро вроде должен появиться стан". Осмотрев следы от лыж, Поля углубилась в молодой пихтач, а через версту она снова наткнулась на лыжню. Теперь след тянулся от затеса к затесу, и Поля побежала рядом с ним. Кухта, осыпающаяся с веток, кое-где припорошила лыжню, но чувствовалось, что след был свежий, сегодняшний.

Через полчаса Поля почуяла запах дыма и вскоре увидела сквозь деревья бревенчатые стены избы Федота Федотовича. "Ну наконец добралась! облегченно вздохнула Поля и даже чуть прибавила скорость. — Дедушка обрадуется, ведь столько дней не виделись, Начнутся расспросы, угощения хитроумными таежными яствами. Уж что-нибудь он припас такое, чему подивишься!"