Читать книгу "Леденцовые туфельки - Джоанн Харрис"

— Ой, всего очень много!

Следом за Нико входит Алиса, одетая феей: на ней балетная пачка, за спиной дрожат и переливаются крылышки, хотя вообще-то таких огромных ботинок феи обычно не носят. Алиса очень оживленна, радостно смеется, и даже личико ее, несмотря на общую худобу, несколько утратило прежнюю ломкую остроту черт и сразу стало куда симпатичнее…

— А где же Госпожа Туфелька? — спрашивает Нико.

— Готовится к выходу, — говорит Анук и тащит его за руку к накрытому столу. — Ты пока выпей чего-нибудь, тут все есть… — Она опускает разливательную ложку в пунш. — Только не зацикливайся на миндальном печенье! У нас угощения хватит, чтобы целую армию накормить…

Появляется мадам Люзерон. Такой достойной даме, разумеется, не к лицу какой-то карнавальный костюм, но выглядит она в своей небесно-голубой двойке вполне празднично. Мадам Люзерон тоже кладет принесенные подарки под елку и принимает бокал с пуншем от Анук и улыбку от Розетт, которая, как всегда, играет на полу со своей деревянной собачкой.

Снова дребезжат колокольчики: это Лоран Пансон в ослепительно сверкающих ботинках и со свежими порезами на физиономии, результатом слишком тщательного бритья. Затем приходят Ришар и Матурен, Жан-Луи и Пополь. Жан-Луи в невероятно ярком желтом жилете, я таких даже не видала никогда. Еще звонок — и на пороге возникает мадам Пино в наряде монахини; затем появляется та дама с беспокойным взглядом, которая подарила Розетт куклу (ее, наверное, пригласила Зози). У нас вдруг становится очень людно, начинается настоящая веселая пирушка. Гости смеются, выпивают, закусывают канапе и всевозможными лакомствами, а я одним глазком еще и за кухней присматриваю, пока Анук подменяет меня в роли хозяйки дома. Алиса грызет кусочек mendiant, Лоран прячет в карман горсть миндаля — на потом, а Нико громко зовет Зози, которая все еще не спускалась. Интересно, когда же все-таки она сделает свой следующий ход?..

«Тук-тук-тук» стучат ее каблучки по лестнице.

— Извините за опоздание, — улыбаясь, говорит она, и на мгновение веселье стихает, воцаряется полная тишина, и она входит в комнату, так и сияющая свежестью, в красном платье, и теперь все замечают, что она подрезала себе волосы до плеч — в точности как у меня; заправила их за уши — как это делаю я; и челку сделала такую же длинную и прямую, и этот непокорный завиток на затылке, который ничем не уложишь…

Та мадам с беспокойными глазами бросается ее обнимать. Нет, все-таки нужно выяснить, как зовут эту женщину. Хотя пока что я просто глаз не могу отвести от Зози, а она выходит в центр комнаты под одобрительный смех и аплодисменты гостей, и Анук спрашивает:

— Ну и кто же ты все-таки?

И Зози отвечает — но не Анук, а мне, и только я замечаю у нее на устах эту всезнающую улыбку:

— Ну как, Янна? Разве не забавно получилось? Видишь, я пришла на праздник в виде… тебя!

ГЛАВА 7

24 декабря, понедельник

Сочельник, 20 часов 30 минут

Ну что ж, как известно, некоторым людям угодить невозможно. Но разве игра не стоила свеч? Хотя бы ради того потрясения, что было написано у нее на лице, ради ее внезапной бледности, ради той печали, что промелькнула в ее глазах, ради того, как она невольно вздрогнула, увидев себя саму, спускающуюся по лестнице…

По-моему, мне все отлично удалось. Платье, волосы, украшения — все, кроме туфель, было воспроизведено просто идеально; да и я в ее обличье позволила себе лишь едва заметный намек на улыбку…

— Э, да вы словно близнецы или двойники какие-то! — с детским восторгом восклицает Толстяк Нико, угощаясь миндальным печеньем.

Лоран нервно дергается — похоже, его одолевают какие-то свои фантазии. Нет, конечно же, нас еще вполне можно различить — одежда, прическа и косметика способны очень многое изменить, но мгновенное и полное превращение случается только в волшебных сказках; и все же просто невероятно, как легко я вошла в эту роль.

Ирония ситуации не осталась незамеченной и для Анук; ее возбуждение достигло почти маниакальных пропорций, и она летает туда-сюда, то и дело выбегая за дверь chocolaterie — говорит, что ей хочется еще разок полюбоваться снегом, но мы-то с ней знаем: она ждет Ру; и мне нетрудно догадаться, что внезапные радужные вспышки в ее ауре порождены не удовольствием, а невероятным напряжением, которое следовало бы как-то снять, иначе Анук рискует вспыхнуть, как бумажный фонарик, и сжечь себе душу дотла.

Но Ру пока нет. И теперь Вианн пора подавать ужин.

И она, чуть поколебавшись, приступает к этому. Еще довольно рано, и он вполне может прийти — ему оставлено место во главе стола, и, если кто-нибудь спросит, она скажет, что это место, согласно старинной традиции, всегда оставляют для кого-то из умерших людей и эта традиция — отзвук небезызвестного Día de los Muertos, Дня мертвых, — вполне подходит для сегодняшнего карнавала.

Мы начинаем с лукового супа; от него исходит дивный аромат, чуть напоминающий благоухание осенних листьев; к супу подаются крутоны, тертый швейцарский сыр и сладкий перец. Она осторожно наблюдает за мной — похоже, ожидает, что я прямо из воздуха сотворю некое изысканное блюдо, способное все ее усилия свести на нет.

Но я с удовольствием ем, беседую с гостями, улыбаюсь и сыплю похвалами в адрес нашей замечательной кулинарки, а у нее в ушах стоит звон посуды, и голова немного кружится, и ей кажется, что она не в себе. Ну, пульке — напиток вообще загадочный, а «искренне ваша» Зози обильно сдобрила ею пунш, — разумеется, в честь столь веселого события. Пытаясь прийти в себя, она подливает всем еще пунша, и от него исходит такой сильных запах гвоздики, что кажется, будто кого-то хоронят заживо; да и вкус у пунша огненный, как у перца чили, а она еще удивляется, в чем дело, почему у меня это никак не проходит.

Вторая перемена — восхитительная foie gras на тоненьких ломтиках поджаренного хлеба с финиками и фигами. Именно хрусткость придает этому блюду особую прелесть; она сродни хрусткости правильно выдержанного шоколада; а сама foie gras так же лениво тает во рту и так же нежна, как трюфели с пралине. К этому блюду полагается бокал ледяного сотерна, который Анук с презрением отвергает, зато Розетт тянет с удовольствием из бокальчика размером не больше наперстка, улыбаясь своей редкой солнечной улыбкой и нетерпеливо показывая знаками, чтобы ей дали еще.

Третья перемена — лосось, целиком запеченный en papillote;[62]его подают с беарнским соусом. Алиса жалуется, что в нее больше не влезет, но Нико кормит ее со своей тарелки; сует ей в рот, как птичке, малюсенькие кусочки и смеется над ее ничтожным аппетитом.

Затем появляется pièce de résistance[63]— гусь, который так долго томился в горячей духовке, что весь жир из-под кожи вытопился, а сама кожица стала хрустящей и почти карамелизовалась; мясо получилось таким нежным, что соскальзывает с косточек, точно шелковый чулок с дамской ножки. Гусь обложен каштанами и жареными картофелинами с золотистой корочкой.