Читать книгу "Бессмертник - Белва Плейн"

— Ну, она весьма мила и привлекательна. И умеет наслаждаться жизнью.

Это, вероятно, упрек в мой адрес. Я тоже могла бы наслаждаться жизнью, если бы ты…

— Айрис, тебе нехорошо? Может, ты заболеваешь?

Он прекрасно знает, что дело не в этом!

— Нет, я здорова. Но я здесь чужая. Мне нет места среди всяких Билли Старк. И я пытаюсь разобраться, почему тебе здесь хорошо. Ты тут свой? Тогда который Тео настоящий: тот, кто по четвергам играет квартеты с Беном, или этот, клубный? — В ее голосе звучала мольба. И она ее отчетливо слышала.

— По-твоему, обязательно выбирать? Я что же, не волен ходить куда хочу?

— Но человек может вписываться или не вписываться, может быть чужим или своим.

Музыка хлещет наотмашь. Нелепо дрыгаться в танце, когда в сердце такой мрак.

— Ты начиталась бездарных книжек по психологии, — раздраженно сказал Тео.

Она позволила себе ответное раздражение:

— Знаешь, что я на самом деле думаю о твоих новых друзьях? Что все они пустышки. Только и заботы, чтобы друг дружку обскакать. Да они человека за человека не считают, пока не ознакомятся с его финансовым досье от компании «Дэн и Бредстрит». Это для них единственный аргумент. Даже здороваться с тобой не будут, пока не предъявишь.

Тео промолчал. Он с ней наверняка во многом согласен. Прежде он и сам отзывался о клубе столь же едко и недвусмысленно. Но домой ехали молча. Тео включил радио, и они слушали последние известия, словно ничего важнее нет и быть не может.

Она знала, что, пока она принимает душ, он непременно достанет из ящика фотографию. Не выключая воду, она вылезла из ванны, накинула халат и быстро открыла дверь в спальню. Фотография в руках, повернута к свету. Знакомая поза Мадонны с младенцем, длинные белокурые локоны… Он сунул фотографию обратно в ящик.

Они стояли друг против друга, глядя глаза в глаза.

— Ты не должен был жениться на мне, Тео, — произнесла она наконец.

— Что ты несешь?

— Ты меня не любишь. И никогда не любил. Ты по-прежнему любишь ее.

— Она умерла.

— Да. А будь она жива, ты был бы с ней намного счастливее.

— Во всяком случае, она не стала бы изводить меня глупыми разговорами.

— Ну, видишь. Не повезло. Может, умереть — оказать тебе услугу? Только вот беда: ее моя смерть все равно не вернет.

В сердцах он вмазал себе кулаком по раскрытой ладони.

— Нет! Такого идиотизма, такого детского лепета я еще не… Айрис, сколько это будет длиться? Прости, слово «изводить» было неуместным. Я напрасно сказал. Но я не понимаю, почему ты так уязвима, почему постоянно в себе сомневаешься, так мало себя ценишь? Больно смотреть и слушать.

— Да, представь, я в себе сомневаюсь. Но если ты это видишь, почему не хочешь мне помочь?

— Посоветуй как. Помогу, если это в моих силах.

Она знала, что сжигает мосты, но остановиться уже не могла.

— Скажи, что остался бы со мной, даже если б она была жива. Скажи, что любишь меня больше, чем любил ее.

— Я не могу это сказать. Ты же знаешь, любовь всегда разная, как люди. Она — один человек, ты — другой. Это вовсе не значит, что кто-то из вас лучше или хуже.

— Тео, ты не даешь прямого ответа.

— Это все, что я могу сказать, — мягко произнес он.

— Хорошо. Ответь в таком случае на вторую часть вопроса. Если б ты узнал, что она жива, ты бы бросил меня? Не уклоняйся, скажи: да или нет.

— Боже! — простонал Тео. — Айрис, за что ты меня так мучаешь?

Она понимала, что стегает его, точно беспомощного пса, которому никуда не деться, потому что с поводка его не спускают. Однажды она видела, как хозяин стегал вот так же свою собаку. Айрис тогда едва не стало дурно. Но сейчас она не могла остановиться.

— Тео, я спрашиваю, потому что должна знать ответ. Иначе я не смогу жить, не смогу существовать!!!

— Но это жестоко! Я не в силах, не в состоянии отвечать на бессмысленные вопросы.

— Ну вот мы и вернулись к тому, с чего начали. По-настоящему ты никогда и не хотел на мне жениться.

— Почему же я это сделал?

— Потому что знал, что мой отец ожидает от тебя именно этого.

— Айрис, если б я не хотел жениться, меня не заставили бы даже десять отцов.

— Кроме того, ты был одинокий, усталый. А в нашей семье ты обрел приют и тепло. Ну и, помимо всего прочего, я оказалась достаточно умна и образованна, у нас общие взгляды и вкусы. Вернее, были общие. Такую жену иметь не зазорно, она найдет, о чем поговорить с твоими высококультурными друзьями-европейцами. Все это так. Но это не любовь.

Тео задумался. А потом спросил:

— Что же, по-твоему, любовь? Можешь объяснить?

— Решил заняться семантикой? Разумеется, не могу. И никто не может. Но каждый при этом прекрасно понимает, что это такое.

— Вот именно. Каждый понимает любовь по-своему.

— Все это уловки, изощренная словесная игра! Ты прекрасно знаешь, о чем я!

— Ну ладно, хорошо. Давай все-таки попытаемся дать определение. Ты согласна, что одна из составляющих любви — бескорыстная забота о другом человеке, стремление, чтобы ему было хорошо?

— Безусловно, но заботиться можно и о престарелом дедушке.

— Айрис, не передергивай. Ты сама причиняешь себе боль, причем без всякой нужды. Если бы понять, чего ты хочешь!

У нее задрожали губы. И чтобы скрыть эту дрожь, она поспешно поднесла руку ко рту.

— Я хочу… хочу… как у Ромео и Джульетты. Хочу быть любимой и единственной. Понимаешь?

— Айрис, дорогая, я снова вынужден повторить: это наивность и ребячество.

— Ребячество? Весь мир стоит на таком ребячестве! Любовь — это чудо, это самое сильное, глубокое, изумительное чувство, которое дано испытать человеку. Во все века искусство, музыка, поэзия говорят только о любви. И это, по-твоему, ребячество?

Тео вздохнул:

— Возможно, я опять неудачно выбрал слово. Не ребячество. Мечтательность. Грезы. Ты видишь в любви только вершинные, пиковые моменты. Но они не могут длиться всю жизнь. Это грезы.

— Я не такая дура. Я прекрасно знаю, что жизнь — не стихи и не оперная коллизия. Но я бы хотела испытать эти, как ты выражаешься, «вершинные» моменты.

— А ты их не испытывала?

— Нет. Я всегда делила тебя с умершей. А теперь еще и с кучей клубных вертихвосток в придачу.

— Айрис, мне очень жаль тебя. Жаль нас обоих. Столько всего выплеснулось наружу из-за фотографии… Ну, хорошо, я не стану на нее больше смотреть. Все равно рано или поздно время подвело бы под этим черту, — с горечью сказал он. — Но если тебя это не удовлетворит… А тебя, похоже, ничто не удовлетворит, ты словно намеренно ищешь страданий.