Читать книгу "Колдуны и министры - Юлия Латынина"

– Ой, как она пахнет! Сестричка, пусть она сначала вымоется, и дай ей другое платье.

Старуха раскудахталась, но сестренка Идари цыкнула на нее и окунула ее голову в таз в нижней половине спальни. От головы по воде сразу пошли серые пятна. Девушка стащила со старухи волосы и сказала:

– Так я и знала! Потому что я помню, как вы, господин Шаваш, подарили Идари два браслета, самца и самочку, и один увезли с собой в Харайн. И тот, который остался у Идари, был самочка, хвостиком вниз, а этот, который якобы украли – самец, хвостиком вверх.

После этого Идари велела вымыть Шаваша с головы до ног, и ее сестра так и сделала. Идари протянула ему рубаху и штаны из вороха одежд, которые она штопала, и Шаваш залез в рубашку и в штаны. Это была рубаха Киссура, и она была Шавашу великовата в плечах.

Тогда Идари сказала сестре, чтобы та пошла поглядела за ребенком и за кушаньями для вечернего пира; и чтобы она не боялась ни за честь Киссура, ни за жизнь Идари. Она сказала, что Шаваш никогда не убьет ее, потому что в этой рубахе и штанах ему будет не так-то просто выйти за ворота. Сестра ее ушла, а Шаваш забился в угол и закрыл лицо руками. Идари сказала:

– Я хочу слышать, зачем ты пришел сюда. Только знай, что я не поверю твоим словам.

– Тогда я лучше помолчу, – сказал Шаваш.

Они помолчали, и Идари сказала:

– Я думаю, тебе известны кое-какие тайники покойного министра, и в твоем собственном флигеле есть тайник со сбережениями на случай перемены судьбы, – и ты явился за золотом, потому что всегда ценил золото больше жизни.

Шаваш ответил, что она может думать, как ей удобней.

В это время послышались шаги и голоса, и Идари сунула Шаваша в ларь, стоявший около стены.

Когда управляющий с подписанными счетами ушел, Идари вынула Шаваша из ларя и спросила:

– Как вы осмелились явиться сюда?

– Действительно, – сказал Шаваш, – как? Я был вашим женихом; членом Государственного Совета; я был высок в глазах государя. Затем Киссур арестовал человека, которому я обязан всем, и послал в Харайн приказ арестовать меня. Арест Нана стал причиной бунта в столице. Мой арест – причиной восстания Ханалая. Киссур развесил бунтовщиков на воротах дворца, успешно справился со всеми несчастиями, которые сами создал, сделал себя необходимым для государства и взял себе и дворец, и сад, и должность господина Нана, а заодно – и мою невесту.

– Вы лжете, нагло и плохо, – сказала Идари. Вы не любили меня, иначе не уехали бы в Харайн до нашей свадьбы. Но вы уехали в Харайн, потому что вам донесли, что я встретила Киссура раньше вас, и вы хотели убить соперника.

– Я?! – сказал Шаваш.

– Вы! Что вы делали в Харайне?

Шаваш молчал несколько мгновений, а потом захихикал.

Идари показалось, что он немного не в себе.

– Понимаю, – сказал Шаваш, – продолжая глупо хихикать. – Я разыскивал Киссура по приказу Нана, чтобы освободить и представить государю. В лагере мне сказали, что заключенный умер… А ему, стало быть, сказали, что я был прислан убить его… – и Шаваш вновь закашлялся от смеха.

– Что за вздор! Зачем было начальнику лагеря врать?

– Не начальнику, – пояснил Шаваш, – а его жене, госпоже Архизе. Той самой, что в совете Ханалая…

Идари побледнела:

– А ей зачем было врать?

– Действительно, – сказал Шаваш, – зачем? Киссур был обычным заключенным. Потом его увидела госпожа Архиза. Тут же его отрядили писарем, а через неделю освободили и поселили, как домашнюю собачку, в главном доме… У госпожи Архизы была такая привычка, – выбирать из заключенных одного, покрасивей и покрепче, и селить на два-три месяца в своем доме…

Идари побледнела, и в голове ее мелькнула мысль, что ревность – порок, недостойный добродетельной супруги. Мелькнула и пропала.

– Вы лжец! – сказала она, – я вам не верю.

– Разве можно мне верить? – усмехнулся Шаваш, – Киссур ест с серебра, спит в шелку, а я – только что не опух от голода. У Киссура ноги по колено в золоте, руки по локоть в крови, – а я прошу милостыню. Что вы, госпожа? Кому как не ему верить?

– Вы уехали в Харайн, – сказала Идари, – чтобы не жениться на дочери государственного преступника! А Киссуру было все равно!

Шаваш помолчал.

– Да, – сказал он, – я везде говорил, что мне нехорошо жениться на дочери государственного преступника; я подал доклад о прощении храма Шакуника, а когда за этот доклад меня вычли из списка ближайших пожалований, я уехал в Харайн, явился в исправительные поселения, и забрал оттуда, на свой страх и риск, вашего отца. А теперь скажите мне: просили ли вы всесильного министра о своем отце, и что он вам ответил?

Идари вспомнила, что Киссур ответил, чтобы женщина больше не упоминала об этом, и сказала:

– Ложь! Почему вы уехали в Харайн на три месяца? Почему же вы сразу не вернулись?

– Потому что я нашел способ оправдать храм Шакуника в глазах государя, и этим мы и занимались с вашим отцом.

– И где же теперь мой отец?

– Он мертв.

– Кто же его убил?

– Его убил, нечаянно, впрочем, – ответил Шаваш, – разбойник по имени Киссур Белый Кречет.

Идари перегнулась и схватила колокольчик для слуг, но Шаваш вцепился в ее руку.

– Я, – невозмутимо продолжал он, – описал все происшедшее и послал отчет господину Нану. Я рассказал в этом отчете, как я привез отца Адуша в усадьбу Белоснежного Округа, отдохнуть и отъесться. По несчастной случайности, я встретился в Белоснежном Округе с яшмовым араваном, нынешним пророком бунтовщиков. Как вы знаете, в это самое время был отдан приказ об его аресте, и вместо пророка арестовали настоящего Арфарру… Киссур бросился разыскивать своего наставника, перепутал следы и явился в Фарфоровый Посад. Так получилось, что он убил стражников и сжег усадьбу дотла, и я уцелел только потому, что в эту ночь уехал из усадьбы. Все это описано в отчете на синей бумаге с красной полосой, отправленном в третий день седьмого месяца, и помеченном номером 82/743. Я думаю, он так и лежит среди остальных отчетов, посланных первому министру, и вам будет легко найти его, так как я слышал, что вы проводите в кабинетах больше времени, чем сам министр, и половину дел за него делаете вы, а другую половину – Арфарра.

Идари положила Шаваша в ларь и пошла в крыло для кабинетов и картотек. Там она нашла отчет за номером, названным Шавашем, и в этом отчете было написано в точности то, что Шаваш сказал.

На обратном пути, переходя через двор, Идари поскользнулась у лошадиной кормушки, и упала животом через край кормушки; ее отнесли в комнаты, и тут же стало ясно, что ребеночек ее весь вышел.

Вечером Киссур прибежал к ней и стал спрашивать, нет ли какого средства. Идари ответила: