Читать книгу "Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен - Маргарет Джордж"

Когда Анна закончила, я подошел к ней и накинул на ее плечи отделанную горностаем алую мантию — новый титул давал право носить ее. Увенчав диадемой блестящие волосы новоявленной маркизы Пембрук, я завершил церемонию. Она поблагодарила меня любезно — но с такой холодной сдержанностью, словно обращалась к незнакомцу, — и после того, как в очередной раз зазвучали трубы, развернулась и величественно покинула часовню.

Я оглядел собрание, пытаясь уловить настроение присутствовавших. В воздухе повисло напряжение: никто не шелохнулся, полная неподвижность выдала и совершенное единодушие.

«Проклятье!» — подумал я, но тут же спохватился. Чего я, собственно, ожидал? Я сам с трудом выдерживаю день в новых башмаках. Поначалу они всегда досадно жмут или натирают. Но пройдет неделя-другая, и уже кажется, что вы родились в них. Точно так же придворные вскоре примут и Анну!

* * *

К вечеру того же дня я нашел ее в гостиной на Йорк-плейс.

Анна переоделась в простое светлое платье, не потрудившись украсить его драгоценностями. На столике поблескивала диадема, а со спинки кресла свешивалась алая бархатная мантия — должно быть, маркизе не хотелось убирать их.

Я одобрительно оглядел комнату. Обстановка отличалась изысканностью. Возможно, такие же перемены ждут и другие дворцы — из них наконец будет изгнан испанский дух. С огромным облегчением я отметил исчезновение исповедальни и покаянной молельни Екатерины, мрачная ниша превратилась в уютный закуток, освещенный солнцем. Здесь можно было отдохнуть и поиграть на лютне.

Вся лучась радостью, Анна пылко приветствовала меня. Мы слились в любовном объятии, совершенно забыв о показной благопристойности, явленной нами всего несколько часов тому назад.

— Вы ведете себя вовсе не как благородная маркиза, — заметил я.

— Зато благородными стали мои чувства! — парировала Анна, вырвалась из моих рук, едва не сбросив диадему, которую надела набекрень, и заливисто рассмеялась.

Я подошел и снял с нее украшение.

— Королевская корона подойдет вам лучше, — произнес я, ласково приподняв ее густые блестящие волосы и обнажив тонкую шею. — Хотя вас вряд ли устроит традиционная корона святого Эдуарда. Ваша шейка согнется под ее тяжестью. Придется заказать новую, более легкую корону.

— Разве моя шея недостаточно крепка?

Она вызывающе глянула на меня.

— Нет, просто старая корона ужасно тяжелая. Но не волнуйтесь, у вас будет новая. Прежние могли носить только особы с бычьими шеями.

— Такими, как у вас с Екатериной? — рассмеялась она.

Поистине, она напоминала шаловливого ребенка и казалась даже моложе принцессы Марии.

— Да. Для такой тяжести не годятся лебединые шеи, что соперничают с гибкими ивовыми ветвями и стеблями нарциссов.

Она расхохоталась, закинув назад голову.

— Тогда закажите для меня легкую корону, любовь моя, — сказала она, взяв меня за руки и увлекая в свой будуар.

Ее волосы волнами рассыпались по плечам. Анна заразительно смеялась; смеялся и я; никогда еще я не чувствовал себя таким счастливым, никогда не любил ее с такой страстью. Полагаю, что в тот сумасшедший, ослепительно яркий день мы и зачали Елизавету.

* * *

Первый день нового 1533 года. Отстояв целый день в Большом зале Хэмптон-корта на церемонии приема и раздачи подарков, я едва держался на ногах. За окнами белело низкое небо, а внутри все блистало огнями и золотом. Горели светильники, мелькали бархатные наряды, лилось вино. Я сделал много дорогих подарков — их выбирал Кромвель, ибо у меня не было времени на такие мелочи, — и получил в ответ множество бесполезных и льстивых подношений.

Вернувшись к себе, я порадовался окончанию праздничной пытки. Я послал за Анной, и она явилась почти мгновенно.

— Счастливого Нового года, любовь моя.

Я вручил ей в подарок очередную драгоценность. Мне думалось, что ей уж надоели блестящие побрякушки. Но сегодня, увидев иерусалимский сапфир, она онемела от восторга.

— Я еще не оправил его в кольцо или брошь, — пояснил я. — Этот самоцвет привезли в Англию крестоносцы, сражавшиеся бок о бок с Ричардом Львиное Сердце. Более трех веков камень покоился в древнем сундуке, завернутый в эту замшу еще в Святой земле. Почему-то до сих пор мне не хотелось тревожить это сокровище.

Поняла ли она мой намек?

Она нежно коснулась древней замши.

— Ничто на свете не сделает этот подарок более драгоценным. Вот подходящее для него местечко, — сказала она, аккуратно сложила сверток по старым складкам и убрала в бархатный мешочек.

Ее глаза сияли невиданным доселе блеском.

— У меня тоже есть для вас новогодний подарок. Ваше сокровище из Святой земли послужит для него благословением… Я буду беречь его вечно.

Она стояла передо мной с пустыми руками.

— И где же он? — спросил я.

— Он… Я подарю вам ребенка.

В воздухе повисли четыре слова, произнесенные ее тихим голосом и значившие для меня больше, чем все богатства крестоносцев. Я онемел от исступленного восторга.

— Анна…

— Он родится в конце лета.

Кроме ее имени, мне не удалось вымолвить ни звука.

Значит, все верно: свершенные мной перемены праведны.

* * *

Всю ночь я ворочался в кровати, попеременно испытывая то головокружительное ликование, то прозаическое уныние, подобно больному оспой, которого по очереди терзают жар и озноб. Радость была велика: Анна ждала ребенка, моего долгожданного наследника…

Но хватало и трудностей: надо обвенчаться с Анной, пока она беременна, и наш брак должен выдержать любые удары закона, какой бы молниеносной силой он ни обладал. А еще было бы славно — необязательно, но очень кстати, — если бы удалось короновать Анну. Благодаря пышной церемонии новая королева затмила бы образ Екатерины в народной памяти. Хотя задача не из простых…

Итак… для начала необходимо законное венчание. Без него все прочее бессмысленно. Надо как можно скорее получить буллы от понтифика. Для достижения этого следует отвести глаза римским святошам… то есть показать, что я полностью утратил интерес к Анне, и добиться расположения папского нунция дель Бруджио. Климент должен быть убежден, что назначение Кранмера архиепископом Кентерберийским — легкая блажь короля и более чем скромная цена за то, чтобы надежно удержать его в папских объятиях.

Но для осуществления этого плана Анне придется подыграть мне — притвориться, что она смирилась с отставкой и готова покинуть двор. Я был уверен, что она с удовольствием примет участие в этом представлении.

* * *

Однако Анна сильно обиделась.

— Сидеть взаперти в собственных покоях? Рыдать на глазах у слуг? Никогда!