Читать книгу "Щепа и судьба - Вячеслав Юрьевич Софронов"

идти по ней, перепрыгивая через лужи, не всегда приятно. Даже если и дойдешь, доберешься, то входить внутрь испачканным и перемазанным как-то даже неловко. Может, потому столько лет стоит большинство церквей полупустыми немым укором нашему безволию.

Умудрившись первым пройти по узкой сухой полоске земли на противоположную сторону, раскланялся с батюшкой, поинтересовался здоровьем, посетовал на неустроенность нашего провинциального быта. Тот ответил шуткой и спросил, далеко ли я собрался, чем занят в самый разгар рабочего дня. Следует сказать, был мой сосед в ту пору уже в солидном возрасте, страдал одышкой, но вместе с тем передвигался легко, не утратив юношескую подвижность, и его обычно широко открытые голубые глаза излучали неугасающий задор и смешливость при улыбке. Наш разговор ненадолго коснулся погодных условий, затем плавно перетек на происходящие в те года изменения в родной отчизне, с чем климатические превратности могли с успехом посоперничать в своей непредсказуемости. Уже начинали потихоньку открывать стоящие долгое время закрытыми храмы, народ шел туда не таясь, хотя трудно было разобрать, кто действительно верил в Бога, а кто просто любопытствовал. Но дело не в этом. Местное духовенство, ранее, как тень, проскальзывавшее по центральным улицам, вдруг приосанилось, расцвело и чинно вышагивало по городу, невзирая на заинтересованные взгляды зевак и сторонящихся их начальственных лиц.

К чести моего знакомого, он ничуть не изменился, а все так же, как в прежние времена, тянул лямку ежедневных служб, крестил младенцев, отпевал усопших, венчал молодоженов. Поскольку жили мы по соседству, то частенько беседовали, временами спрашивал совета по житейским вопросам. Вот и сейчас мне пришла в голову мысль посоветоваться насчет моей непростой ситуации, в которой оказался, и, недолго думая, выложил ему все, как есть, в плане превратностей неподдающегося осознанию процесса сочинительства.

Он выслушал меня, не перебивая и тяжело вздохнув, тихо произнес: «Не туда ты полез в исканиях своих, сосед дорогой». Поинтересовался, что он имел в виду, и услышал буквально следующее: «Прельстился видениями своими, а они тебя заманили в такую бездну, что выбраться из нее ой как трудно будет…»

Внимательно вгляделся в его отдающие уже не синевой небесной, а стальным отблеском немигающие глаза и понял: по-своему он прав и никогда не смирится с тем, чем я занят. Скорее просто не примет мой образ мыслей и далеко отстоящее от него сочинительство. Как не приняли меня сельские обитатели, подвергнув полному остракизму, так и для церковных служителей непонятно, зачем нужно что-то еще выдумывать, выпускать книги, когда все на этой земле давно устроено и вполне может обходиться без моих трудов. И ничегошеньки не произойдет, не изменится, забрось я свои листочки куда подальше. Представления большинства людей обо всем, что вокруг нас творится, по-детски просты и постоянны. В них зло не может преобразоваться в добро и с ним нужно бороться. И наоборот, добро не может сделаться чем-то иным, чем оно есть на самом деле. С таким пониманием проще и безопаснее жить в черно-белой моральной атмосфере бытия.

И бессмысленно спорить с батюшкой, поскольку за ним тысячелетнее учение мудрых и бескомпромиссных людей, раз и навсегда указавших одну-единственную дорогу для всего человечества. К добру, свету, к радостям жизни. И вот мы уже прошли часть пути, но не прибавилось ни счастья, ни радостей, а страдания как были, так и остались. Точнее, к ним прибавились еще и новые, не виданные ранее. Но выбора нет, свернувшему со столбовой дороги даже вослед никто платочком не махнет и руку помощи вряд ли протянет. Каждый в свое время сделал свой личный выбор, заключающийся в том, что жить и мыслить следует сообща. А кто этого не понимает, рискует сам быть непонятым.

Но и мне не хотелось отказываться от своих собственных убеждений, выстраданных не за один день, осмысленных и живущих в мире и согласии с общечеловеческими нормами. Разве несколько тысяч лет назад такие же, как мы, люди не создавали мифы и легенды, согласно собственным представлениям о том мире, где им выпало жить? А мир менялся и меняется ежечасно. Вместе с ним являлись иные образы, причем у каждого народа свои, отличные от других.

В то же время мой собеседник никто иной, как страж, стоящий на защите всех и вся, живущих близ меня, и уж ему ли не знать, чем может обернуться любое инакомыслие. Разве он враг мне? Да нет же. Он пытается уберечь меня от многочисленных невзгод и лишений. И при этом желает мне добра и только добра. Он весьма обеспокоен, чего это вдруг меня занесло черт те в какие умозрительные дебри, откуда, по его словам, выбраться не так-то просто. Учение, проповедуемое им, должно стать оберегом не только моим, но и всех здравомыслящих людей.

Согласен. Сто тысяч раз согласен! Только мой путь неизмеримо дольше и труднее, нежели столбовая дорога, по обочинам которой стоят таблички-указатели с прописными истинами: будь как все! не высовывайся! слушайся старших! иди в ногу со всеми! не задавай лишних вопросов! Так легче выжить. Но это не мой путь… А самое интересное, понятие не имею, где он — мой путь… Но ведь иду… хотя… кто его знает… может, это мне лишь кажется… В таком случае все обогнавшие меня рано или поздно обогнут землю и будут идти мне навстречу. И когда-нибудь мы наверняка встретимся. Хотя бы так…

На том мы и распрощались, причем довольно радушно, и пошли в разные стороны, вполне возможно, навстречу друг другу, и каждый старался не ступить в грязь, обходя стороной многочисленные лужи.

Вирус любовный, часто смертельный

Наконец примерно через пару недель, забрав из рук протрезвевшего умельца вполне исправную машинку, сумел реализовать в меру обдуманные за время вынужденного перерыва сюжеты, воплотив их в небольшие рассказы. И был тому несказанно рад, увидев, как вновь, пусть мучительно, но потекли листочки в недавно еще тонюсенькую папочку, и она обрела уверенные очертания, напыжилась, словно атлет перед очередными соревнованиями.

И все вроде бы хорошо, можно радоваться скорому завершению начатого, однако какая-то глухая стена высилась передо мной, и ощущал почти физически, как непросто будет преодолеть это неизвестно кем воздвигнутое препятствие. Может, это было всего лишь чувство страха, знакомое каждому человеку, рискующему остаться без работы. Да, есть такой синдром безработного, не знающего, чем занять себя, если вдруг однажды ранним утром он поймет, что не нужно вставать и собираться на проклятую работу.

Но это объяснение лишь внешней стороны этого явления, а есть еще и глубинная сторона вопроса, где