Читать книгу "Жало белого города - Эва Гарсиа Саэнс де Уртури"

Что с Альбой? – наконец осмелился написать я спустя некоторое время.

– Нашему начальству очень повезло, Унаи.

Я внимательно посмотрел на нее, не понимая.

– Этот ублюдок, ее муж, вколол ей рогипнол, как только они приехали в Очате, затем засунул в рот пчел и заклеил изолентой. Но услышал шум на первом этаже и бросил ее во дворе, когда она перестала двигаться. Он решил, что она умерла, и отправился за тобой. Но Альба их прожевала, Кракен. Она прожевала пчел сразу, как только они оказались у нее во рту, еще до того, как рогипнол парализовал ее волю. Одна пчела перед смертью укусила ее в язык, другая – слизистую оболочку губы, но ни одна не попала в горло. Когда Марио вернулся с тобой, заместитель комиссара притворилась, что мертва.

«Значит, ты и есть самый хитрый зверь в горах», – подумал я.

Она жива!

Альба осталась жива.

Эстибалис вздохнула и приподнялась на локте.

– Она сама предложила вышестоящим органам решить вопрос с занимаемой должностью, готовая снять с себя ответственность, но ни судья, ни комиссар не нашли оснований – полагать, что она была сообщницей мужа. Они считают, что Марио Сантос, или, скорее, Нанчо Урбина, использовал ее, чтобы следить за расследованием и контролировать ситуацию. Альба попросила отпуск и уехала из Витории. Известно только, что она снова в Лагуардии, но пока не работает.

Она меня навещала? – написал я.

– По-моему, нет.

Хорошо, не беспокойся. Так даже лучше, – написал я, хотя ничего похожего не чувствовал.

– Дай ей время, Унаи. Она не только потеряла мужа. Она была замужем за самым страшным убийцей в нашей истории, который чуть не убил ее, а заодно и тебя. Ей многое надо пережить.

Я был согласен с Эсти.

Нам всем предстояло многое пережить.

И как только меня выписали, я отправился в Вильяверде к дедушке и Герману и предоставил времени разобраться с беспорядком в моем поврежденном мозгу.

51. Сан-Тирсо

24 октября, понедельник

Конец лета я провел в каком-то ошеломлении. Строгий распорядок дня, который контролировал дед, посильные работы в огороде, полное безволие.

В отделе уголовного розыска настаивали на ежедневных занятиях с логопедом, специалистом по реабилитации речевых навыков. Пока я не начну говорить, принять меня обратно на службу они не смогут. Но, если честно, я уже и сам не знал, хочу этого или нет. Я не рвался ни гоняться за преступниками, ни с кем-либо разговаривать.

Я вообще утратил желания.

Мне ничего не хотелось. Только остаться одному и делать то, что от меня требуют.

Настала осень. Я собирал ежевику и терновник вдоль горных дорог, где не проходили трактора с гербицидами. Я заготовил столько ежевичного варенья и домашнего тернового бренди, что подумывал о том, не сменить ли мне профессию и не стать ли производителем и продавцом натуральных продуктов для гурманских магазинов. Герман, ратовавший за то, чтобы я отказался от оружия и визуальных осмотров мест преступления, помог составить оптимистичный бизнес-план.

В один из октябрьских понедельников я отправился в Сан-Тирсо. Обычно я ездил туда каждую неделю: садился, привалившись спиной к каменной глыбе, и дремал, а иногда по ночам, несмотря на иней, ложившийся под утро, спал под открытым небом.

С высоты горного хребта можно было видеть одновременно три провинции: к северу, прямо у моих ног, открывался вид на Наваррете, Вильяфрию, Вильяверде, Бернедо, Уртури и заповедник Иски. Если повернуть голову на север, видны были земли Наварры. А на юг – Алавская Риоха и некоторые крупные поселки: Эльсиего, Крипан, Йекора и Лагуардия.

До Лагуардии по прямой линии от Вильяверде было всего двенадцать километров.

Какой близкой и одновременно далекой казалась мне она в ту пору…

Я отлично чувствовал себя в моем горном раю, мне не хотелось возвращаться в реальность. Не хотелось, чтобы жизнь двигалась дальше в одном из известных мне ранее направлений.

Так было до того дня, когда мне позвонила Саиоа, внучка старого хозяина хостела в Памплоне. Напомнила, что я так и не сдержал своего обещания, и мне стало стыдно. Я почувствовал себя просто ужасно. Попросил о помощи, а потом начисто все забыл. Забыл о человеке, который дал мне ключ к разгадке этого дела.

Обычно я не отвечал на звонки: не имеет смысла молчать в трубку, если не можешь ответить. Но когда на экране появилось ее имя, я нажал на зеленую кнопку, забыв, что не в состоянии выдавить из себя ни единого звука.

Я встал и отошел чуть в сторону от скалистой глыбы Сан-Тирсо, глядя на буковый лес, простиравшийся у меня под ногами.

– Инспектор Айяла? Это Саиоа; надеюсь, ты меня помнишь.

Вместо ответа я издал неразборчивое мычание, однако она не растерялась и заговорила первая.

– Я звоню, чтобы рассказать тебе, что дедушка узнал об истории с Нанчо Лопиданой и Марио Сантосом. Он прочитал про это в газете. Для него все это очень важно: прямо гора с плеч. Дедушка вчера умер, но перед смертью просил, чтобы я поблагодарила тебя за то, что ты прислушался к его словам. В общем, я… я знаю, что из-за пули ты разучился говорить, поэтому надоедать тебе не стану. Спасибо, что выслушал, – сказала она и повесила трубку.

Это очень просто: сосредоточиться и выслушать. Многие из тех, кто как-то связан с обстоятельствами преступления, могут о многом нам рассказать, но мы, следователи, их не слушаем, воображая себя опытными специалистами. При этом мы их не знаем, никого не знаем – ни преступников, ни их жертв. А окружающие знают.

«Иногда достаточно просто выслушать, – размышлял я. – Ей было не так важно, отвечу я или нет. Я должен был всего лишь выслушать».

Я набрал ее номер. Кажется, в тот день задул южный ветер – hego haizea, ветер безумцев, и в какой-то другой день мне и в голову не пришло бы кому-то звонить. Какой смысл, если я разучился говорить?

Я набрал телефон Альбы, пристально глядя на южную оконечность гор.

– Унаи, это ты? – Голос звучал растерянно. – Ты можешь говорить?

Я не открыл рта, даже не попытался. Отчасти мне было стыдно, отчасти я был потрясен, услышав ее голос спустя столько времени.

– Унаи?

Я нажал отбой и открыл «Вотсапп», не дожидаясь, пока мое молчание подействует на нее угнетающе. Я читал ее слова и будто бы слышал голос. Казалось, она рядом.

– Альба, лучше поговорим здесь, – написал я – Хочу тебя увидеть.

– Вряд ли это хорошая мысль, – ответила она. – Мы еще не пережили того, что случилось.

– Именно поэтому.

– Этот способ так же хорош или так же плох, как и все прочие. Начинай ты, – ответила она.