Читать книгу "Польские земли под властью Петербурга. От Венского конгресса до Первой мировой - Мальте Рольф"

Варшавский генерал-губернатор внимательнейшим образом следил за этими конфликтами между польскими политическими силами и из противоречий между ними пытался извлечь пользу для стабилизации положения в крае. Прежде всего это выражалось в косвенной поддержке национал-демократии. Например, даже после объявления в декабре 1905 года Царства Польского на военном положении Скалон почти не препятствовал политической деятельности национал-демократов. Так, он не вмешался, когда в том же месяце эндеция организовала несколько собраний учителей, священников и крестьян в Варшаве, чтобы приобрести влияние на них, а через них – и на более широкие массы общества. Поскольку национал-демократы открыто отказались от цели свержения российского господства, в награду власти по крайней мере терпимо относились к их деятельности и организациям.

Предложением мирного сосуществования была и организация выборов: российские власти обеспечили проведение думских выборов в Царстве Польском даже в условиях военного положения, и Скалон лично самым энергичным образом заботился о том, чтобы они прошли без эксцессов. Он, несомненно, рассматривал обеспечение нормального хода избирательной кампании и самих выборов как демонстрацию силы государства: таким способом власти доказывали, что способны проводить эти важные мероприятия и защищать их от диверсий со стороны революционных партий.

Поэтому генерал-губернатор позволил начать избирательную кампанию очень рано. Общества и ассоциации, которые уже получили официальное разрешение, могли собираться, несмотря на запрет собраний. Польской прессе было разрешено публиковать репортажи об этом. Царские власти оказывали содействие в найме подходящих помещений для проведения крупных предвыборных собраний и выделили значительное число полицейских и солдат для защиты выборов от нападений социалистических активистов, требовавших бойкота719.

Генерал-губернатор, которого часто презрительно называли «Столыпиным на Висле», здесь показал себя удивительно прагматичным и готовым к компромиссу. В чем-то Скалон, очевидно, был сыном той эпохи, которую застал, когда служил в Привислинском крае при генерал-губернаторах Шувалове и Имеретинском, – эпохи расцвета диалога между царской администрацией и польскими активистами из лагеря, готового к сотрудничеству с Петербургом. Во всяком случае, показательно, что царские власти играли такую конструктивную роль в логистике и церемониальном оформлении думских выборов и в разгар революции предоставляли ресурсы, позволившие осуществить сложную процедуру составления списков избирателей, а также защищали предвыборные и избирательные мероприятия от нападений. Не в последнюю очередь это было попыткой создавать сферы общественной и политической «нормальной жизни» в такое время, которое было ознаменовано жестокими военными репрессиями против революции. Эти островки нормальной жизни служили предложением, адресованным относительно умеренным кругам: действовать на основе нового конституционного порядка, не ставя под сомнение российское правление в целом. Главным адресатом, несомненно, был национал-демократический лагерь. В отличие от лишенных всякого влияния консерваторов и элитарных позитивистов – традиционных партнеров власти по диалогу с польской стороны – эндеция представляла собой современную массовую партию, которая вместе с подчиненными ей организациями имела широкую поддержку среди населения. В противостоянии с революционной агитацией и кровавым террором, которыми пользовались социалистические партии, боровшиеся с государством, это был важный плацдарм, с которого власти надеялись оказывать влияние на население неспокойного края720.

Конечно, и после Октябрьского манифеста между представителями петербургского режима и польскими национал-демократами сохранялась заметная дистанция. Последние настаивали на отмене дискриминационных законов, требовали прежде всего повсеместного введения польского языка в школах, судах, административных органах и вообще стремились к автономному статусу польских провинций. В течение 1905 года эндеция сыграла важную роль в провозглашении и проведении школьных забастовок и развитии гминного движения. Национал-демократы никоим образом не отвергали открытые формы протеста. Только в 1908 году они окончательно пересмотрели свою позицию и выступили против продолжения бойкота государственных школ. Однако в 1905 и 1906 годах эта партия была мощным рупором, транслирующим требования обширных особых прав для поляков. После убедительной повсеместной победы на выборах в Царстве Польском она была представлена в Думе 37 депутатами, возглавляемыми лично Дмовским. «Польская фракция» пыталась добиться принятия Думой резолюции об автономии Царства Польского, однако эти усилия не увенчались успехом из‐за непреодолимых противоречий между представителями эндеции и депутатами от партии конституционных демократов – прежде всего по вопросу о равных гражданских правах для евреев, а также об автономии национальных меньшинств в западных губерниях721.

Тем не менее очевидно, что партия Дмовского и после 1905 года была отнюдь не легким собеседником для царских властей. Но в кризисной ситуации 1905–1906 годов генерал-губернатор был заинтересован в том, чтобы вступить в контакт с частями польского общества, которые поддерживали по крайней мере отход от вооруженной борьбы против имперского господства. Отказ национал-демократов от насилия, их условная готовность к сотрудничеству и, прежде всего, их резкая враждебность по отношению к социалистическим партиям создали основу для толерантной политики Скалона. Для окончательного подавления революции большое значение имело то, что в 1906 году царские власти сумели остановить «собственную динамику несдерживаемого насилия», опираясь не только на армию. Для долговременного преодоления фундаментального кризиса необходимо было допустить возникновение новых легальных форумов социального взаимодействия. Это открыло новые пространства для развития публичной политической и общественной деятельности. Манифестом 17 октября и последующими Основными законами была заложена правовая база для новой политической культуры. Даже во время военного положения была в ограниченном виде возможна легальная артикуляция политических интересов общественных групп.

ДЛИННАЯ ТЕНЬ РЕВОЛЮЦИИ: ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ И ПРЕОДОЛЕНИЕ КРИЗИСА. 1907–1914 ГОДЫ

Обычная жизнь при чрезвычайном положении: 1906–1909 годы

И при чрезвычайном положении ходят трамваи, строятся дома и рабочие получают зарплату – так описывают Альф Людтке и Михаэль Вильдт тот факт, что и во времена, когда приостановлено действие прав и свобод, все равно происходит повседневная жизнь и даже не обязательно полностью отменяются правовые отношения722. Это относится и к тому времени в 1906–1909 годах, когда Царство Польское находилось на военном положении. На долгие четыре года чрезвычайные условия стали перманентным состоянием польских провинций, и все же это не было свинцовое время, когда все остановилось. Нормальная жизнь продолжалась и при чрезвычайном положении: в Варшаве трамваи не только ходили, но и были электрифицированы, а дома не просто строились – в мегаполисе на Висле начался новый строительный бум. В период военного положения строилась канализация, проводились крупные ярмарки, заседали муниципальные комиссии, в которых чиновники и граждане обсуждали вопросы городского управления. Частная повседневная жизнь в условиях аномии включала в себя походы в цирк, кафе и театры, а также интенсивную издательскую деятельность. В 1907 году уже не было ничего немыслимого в том, что «русский Бедекер» Григорий Москвич выпустил для потенциальных туристов и коммивояжеров свой новый путеводитель по Варшаве723. Если не считать упоминания о комендантском часе, в его описании города на Висле о чрезвычайном положении не сказано ни слова. Но даже царские власти в то время, когда, казалось бы, все было в их руках, не могли избежать повседневных трудностей: так, Варшавская городская администрация вынуждена была заниматься согласованием нового договора аренды на свои служебные помещения724. Как раз этот последний пример показывает, что военное положение в Польше вовсе не означало отсутствия правил и законов. Разумеется, полномочия царских чиновников, и прежде всего генерал-губернатора, были значительно расширены. Но и административная власть высших должностных лиц была ограничена фиксированными правилами, а приостановление действия прав и свобод в Царстве Польском было лишь частичным.