Читать книгу "Взлет и падение ДОДО - Николь Галланд"

Итак, перехожу наконец к самому рассказу.

Меня приветствовала служительница одека – первая женщина того времени, увиденная мною в будущем. Ну и чудной же у нее был наряд! Зубы такие же красивые, как у Тристана. Я назвала себя, и она премного удивилась, ибо имя мое в большой чести у людей будущего. Она дала мне плотную белую рубаху с пришитым поясом (их у входа лежит целая груда) и нелепейшие короткие чулки из другой груды (они называют их «носки»), попросила это все надеть и ждать здесь – как будто мне было куда идти! Затем она заговорила со своим столом, да, прямо со столом, и попросила подполковника Лионса прийти, потому что из Лондона прибыла Грайне.

Через мгновения явился он, мой красавец, и посмотрел на меня через стену самого чистого стекла, какое можно вообразить – до того гладкого и безупречного, что оно невидимо. Платье, которое он должен носить в будущем, скучно и бесформенно и ничуть не подчеркивает его молодецкую стать, но и не прячет ее стыдливо, как у священников. Словами не описать, до чего блекло он выглядел! Оглядев меня, он кивнул, словно говоря: «Да, это Грайне», – а затем прошел через дверь в стеклянной стене и скрылся с моих глаз.

Тем временем подбежал юноша, и тоже с прекрасными зубами, пахнущий так, что хотелось его лизнуть (я сдержалась), и повел меня по коридору, где гудящие фонари заливают все ярким мертвенным светом, от которого люди делаются похожи на покойников, а пол устлан очень плотно прилегающим к нему жестким коротким мехом. И мы вошли в комнату, замощенную чем-то восхитительным и невиданным – оно и пружинило, и плотно держало ногу. Здесь было ослепительно ярко, и холодно, и все из металла, как в оружейной, только еще более сверкающее, точно новехонький меч – целая стена будто серебро. Удивительнейшее дело. Не буду скрывать от Вашей милости, что к тому времени я ощутила сильнейшую усталость и слабость, как будто из меня вытянули все телесные гуморы. Мне подумалось, что хорошо было бы прилечь. Словно угадав мои мысли, юноша указал мне на нечто среднее между ложем и троном, вроде наклонного дивана, мягкое, устланное чистой тканью, так и манящее забыться сном.

Однако тут вошел Тристан, и это вернуло меня к яви.

– Доброго тебе дня, – сказала я весело. – Нечего делать такое изумленное лицо, Тристан. Роза отлично справится в Саутуарке и без меня, а я захотела своими глазами взглянуть на великое деланье, коему помогаю моими скромными трудами. Знаю, ты хотел меня здесь видеть, вот и решила поспешить.

– Ты явилась на две недели раньше срока, – ответил он.

– Все эти натурфилософы такие скучные, что с души воротит, и мне захотелось сменить обстановку. Ты же мне рад? Извини, что платье мое так невзрачно, твоя служанка мне другого не предложила. Чулки не доходят даже до колен. Я не знала, как убог наряд вашего времени.

– Послушай, – проговорил Тристан со своей мужественной выдержкой.

Меня это вполне устраивало, я сюда для того и выбралась, чтобы его послушать. К тому же я слабела с каждым мгновением.

– Здесь в воздухе, – продолжал он, – есть то, что может тебя убить, если ты это вдохнешь. Ты должна пройти комплекс процедур.

Дальше он произнес много длинных слов, похожих на латинские. Мне было не особо интересно, к тому же очень хотелось сесть на диван. По счастью, туда он меня и усадил, и добавил, что должен поговорить со своим начальством, а мне покамест следует претерпеть все эти «процедуры».

Вошла женщина во всем белом, подобно служительнице некой языческой религии, и они с юношей принялись что-то делать с разными механизмами, которые все были как живые, с загадочными глазками и огоньками, и двигались, и издавали звуки, и от них отходили трубки, прозрачные, точно стекло, но гибче соломинок. И всех этих чудищ придвинули ко мне, и я увидела, что все трубки заканчиваются острыми иголками. Женщина сказала, что она врач (фу-ты ну-ты! женщина-врач), а юноша – ее брат (или он монах и потому «брат»?), после чего на самом странном и неблагозвучном английском объяснила, что они закачают в меня различные снадобья, чтобы невидимые воздушные гуморы не нарушили равновесие моих собственных. Ничего практического у них нет, ни пиявок, ни примочек, ни амулетов, ни трав, только эти механические диковины. Юноша сказал, что они воткнут мне в руку иголки, дабы ввести снадобья. Никогда еще я не была так близка к панике, и лишь знакомое присутствие Тристана спасло меня от истерики, а Вашей милости известно, что я не прихожу в волнение по пустякам.

Все здесь было донельзя чистое, чище мыла, и пахло чистотой, и все было какое-то зябкое. Иголки кололи не больно; их закрепили у меня на руках липкой лентой, и я ощутила, как в мои жилы вливается холодное сонное чувство, будто кто-то связывает меня заклятием летаргии. Должна сознаться, что первые мгновения в будущем совсем не походили на то, что я воображала.

– Профилактические процедуры займут несколько дней, – сказала врач, – а на карантине в этом помещении вы пробудете две недели.

– Я должен буду привести к тебе Блевинса, – сказал Тристан скорбно, хотя втайне именно Блевинса я и хотела видеть. – Грайне, я потрясен, что ты не посоветовалась со мной.

– Тебя надо было ждать еще много недель, – ответила я. – Как я могла с тобой посоветоваться, если тебя не было рядом?

– В твоем времени полно агентов. Могла бы обратиться ко мне через кого-нибудь из них.

– Но я скучала по этому выражению твоего лица, – улыбнулась я. – Все прекрасно, Тристан, нам будет очень весело.

Он посмотрел на меня, нимало не убежденный и вовсе не радостный, но все равно ушел. Я осталась одна. Вернее, думала, что одна.

Свет, яркий, как в летний полдень, померк и стал сперва как в пасмурное утро, потом – как в предрассветный час, но без правильных оттенков и теней. Все было странное, все не такое. Я была совершенно ошеломлена, ошарашена и сомневалась, вправду ли готова к новому приключению. Мне думалось, надо поскорее отыскать кого-нибудь, кто отправит меня назад.

И внезапно я поняла, что я в комнате не одна. На расстоянии плевка (по крайней мере моего плевка, а я могу плюнуть дальше большинства) висела занавеска, делящая комнату пополам и хитроумно закрепленная на каких-то полозьях под потолком. С другой стороны появилась рука и сдвинула занавеску, явив мне второй трон-диван. На троне этом восседал мужчина с длинными каштановыми волосами, одетый так же неприглядно, как и я – в длинную белую рубаху и куцые чулки. Из руки его торчали иголки, соединенные с трубками. И был он крепок и мускулист телом – в Лондоне таких поди сыщи, даже среди солдат. Да что там, честно сказать, уж на что мне милы Тристановы стати, а в сравнении с этим молодцом он просто колода. У молодца каждый дюйм кожи был плотно натянут, лицо пригожее, хоть и не такое пригожее, как у Тристана. Кто он по роду-званию, я сказать не могла, и ничего на нем не было, кроме того, что нам дали прикрыть наготу, но держался он как воин и вождь. Здравый смысл говорил, что он, как и я, прибыл издалека. Глядя на него, я подумала, что он будет превосходным защитником и превосходным хахалем, посему решила завоевать его расположение.