Читать книгу "Рука Москвы. Записки начальника внешней разведки - Леонид Шебаршин"

«Каждый миг из мира уходит чье-то дыхание. И когда оглянешься, многих уже нет…» — печальное персидское двустишие.

Вот таково самое краткое содержание, скорее даже оглавление маленькой красной книжечки в сафьяновой обложке, именуемой «Удостоверение пенсионера», с подзаголовком «За выслугу 38 лет». У этой книжки есть предисловие, начало, конец и послесловие. Она завершена, и никто не напишет продолжения.

За чертой, за круглой печатью несуществующего Комитета государственной безопасности несуществующего СССР начинается новое существование персонажа красной книжки. С точки зрения 38 лет выслуги оно кажется несколько фантастичным.

Сон, нарушенный дурацким грузовиком, хмурое утро очередного дня. За окном темно, шелом русского воина побелел с маковки. Ночью шел снег, и сейчас сверху сыплет то ли дождик, то ли снег. Неладно, смутно на душе… Не хочется отрывать голову от подушки. Причина неважного настроения и какого-то общего легкого неблагополучия, слава богу, ясна, хотя элемент загадочности остается.

Ясна постольку, поскольку утренние последствия вечернего приема алкоголя всем хорошо известны. Еще ни один человек не пожалел утром, что накануне мало выпил. Выпил нормально, ровно столько, чтобы стих окружающий шум, чтобы исчезло чувство тоски и неудовлетворенности, какого-то несделанного дела, чтобы пропало желание бежать куда глаза глядят. Так и получилось.

Элемент загадочности: что пьем с горя, радости или просто так, от нечего делать? При советской власти человек брал бутылку в магазине и не задумывался о содержимом — крепость, прозрачность и чистота напитка гарантировались государством, заинтересованным в благополучии своих граждан. Во всяком случае, сознательно травить человека за небольшую прибыль оно не стало бы. Вечером же было выпито сомнительного коньяку с армянской этикеткой, где указывалась ностальгически звучащая цена — 8 рублей без стоимости посуды. Рынок может напоить тебя любой отравой под любой этикеткой. Поскольку ты жив и не ослеп, а ощущаешь только легкую головную боль — значит, напиток не содержал древесного спирта. Спасибо и на том…

Прогулка с собакой, ледяной душ, завтрак, стакан крепкого чая — это лучшие лекарства для слегка ослабленного, но, в общем-то, вполне здорового человека.

Старые привычки уходят трудно. Все утренние действия совершены, и можно было бы к восьми часам попасть на работу. Можно, да не нужно.

Идти до новой работы полчаса, раньше десяти там делать нечего, так что два часа в моем полном распоряжении. С утра принято читать свежие газеты. Еще год назад они оказывались в почтовом ящике затемно, и интеллигентный человек знакомился с новостями за утренней чашечкой кофе. Кому это помешало? Теперь утренние новости узнают по телевидению, а газеты приходят на следующий день к обеду. Иногда они приходят на третий день.

Мысль о том, что можно смотреть телевизор с утра и, едва протерев глаза, вновь увидеть ставшие родными и надоевшие по вечерам лица, сама по себе неприятна. Надо послушать радио: бои в Северной Осетии, на российской территории; бои в Душанбе — это ближнее зарубежье; бои в Боснии — это дальнее зарубежье.

Новая, но уже несколько опостылевшая тема — сплошная ваучеризация всей страны. Именно об этом мечтал Шариков: разделить все и чтобы всем поровну. За красивую ценную бумагу, на которой написано 10 000, на разных рынках дают от 3500 рублей до бутылки водки. Власть уговаривает граждан не спешить с продажей ваучеров. (О многотерпеливый русский язык! Ты терпел словечко «судьбоносный», терпи и «ваучер»!) Пойдем властям навстречу и не будем спешить. Придет время, и кто-то знающий разъяснит, что же с этими ваучерами делать или почему с ними ничего не вышло. Так уж у нас принято — все разъяснять задним числом. Иногда мне кажется, что главное достоинство русского человека не то, что он ко всему привычный, а то, что ко всему готов привыкнуть.

Передача новостей закончена, температура ожидается около нуля, осадки в виде дождя и мокрого снега. «А теперь, дорогие радиослушатели…» — и диким ревом взвывает то ли покойник Элвис Пресли, то ли кто-то из отечественных эпигонов рок-н-ролла. Вздрагивает собака и недоуменно смотрит на хозяина: выть или не выть? Не выть!

Два часа спокойной, непрерываемой работы за письменным столом, привычный стакан крепкого чая под рукой, дымящаяся сигарета в пепельнице.

Пора и на службу.

Немногим больше года назад, во второй половине сентября, пребывая в смятении чувств, когда была уверенность лишь в одном — Бог не выдаст, но Бакатин съест, и было еще тотальное отвращение от всего происходящего со страной, КГБ и разведкой, я подал в отставку. Рапорт мой гласил следующее:

«Мне стало известно, что на должность первого заместителя начальника Главного управления назначен Р. Решение об этом назначении было принято в обход Первого Главного управления и его начальника. Вы лично не сочли нужным поинтересоваться моей позицией в этом вопросе, оценкой профессиональной пригодности тов. Р.

В прошлом, как Вам известно, существовала практика назначения должностных лиц, в том числе и в ПГУ КГБ, под нажимом аппарата ЦК КПСС или по протекции. В последние годы ценой больших усилий эту практику удалось прекратить. С горечью убеждаюсь, что она возрождается в еще более грубой и оскорбительной форме — на основе личных связей, без учета деловых интересов. Эта практика, уверен, может погубить любые добрые преобразования.

Судя по тону Вашего разговора со мной по телефону 18 сентября, Вы считаете такую ситуацию вполне нормальной. Для меня она неприемлема».

Просьба была удовлетворена. Я оказался на улице со своими 38 годами выслуги и 1366 руб. 75 коп. пенсии.

Николай Сергеевич Леонов тоже не стал дожидаться, когда разделаются с ним, и подал в отставку еще раньше, в конце августа. Мы начали вместе искать новое занятие. Была мысль создать информационное агентство, находились люди, готовые предоставить деньги, помещение, технику, но что-то не ладилось. В этот момент группа молодых московских банкиров предложила подумать о создании фирмы, которая занималась бы обеспечением безопасности частного сектора. На том и остановились. В предприятии согласился участвовать начальник Управления КГБ по Москве и Московской области Виталий Михайлович Прилуков, известный своей энергией, порядочностью и деловой хваткой. Нашлись и другие компаньоны из Службы охраны, ПГУ, Московского управления, МВД. Наш маленький кораблик поплыл по бурному морю нового предпринимательства. Помещение нашлось в сооружениях стадиона «Динамо». От моего дома — ровно полчаса ходьбы.

Наваливший за последние три дня обильный снег превратился в густую грязную жижу. Проезжая часть улиц расчищена — на этот счет было строгое указание мэрии; снег сгребли к тротуарам, и для того чтобы перейти улицу, надо ступать в серую массу, стараясь попасть в след тех, кто шел и рисковал раньше.

Тверская оглушает ревом машин. Никогда — ни в годы застоя, ни в годы процветания (разве в нашей стране такие были?) — в столице не было столько автомобилей. Казалось бы, общий кризис, безбожно выросли цены на бензин, самая плохонькая маленькая машина стоит миллион, но автомобилей на улицах становится все больше и больше. Ревут и грохочут, обдают вонючим дымом и мчатся вперед. Все чаще встречаются «мерседесы» и «вольво», они ездят без правил, по осевой линии, вырываются на встречную полосу, могут лихо развернуться посреди Тверской, там, где искони можно было ехать только прямо. На «мерседесах» и «вольво» разъезжают не только молодые хозяева земли — нувориши. Официальная власть тоже отказалась от неуклюжих, непомерно длинных и старомодных «Чаек» и ЗИЛов и пересаживается на скромные, но такие комфортабельные «мерседесы». Они несутся в общем потоке и лишь изредка взвывают сиренами.