Читать книгу "Золотой песок - Полина Дашкова"

Хор двух десятков голосов, мужских, женских, детских,повторял эти бессмысленные фразы много раз, постепенно слова сливались вутробное, тяжелое мычание «омм».

Однообразный звук «омм», древний символ пустоты и вечнойсмерти, которым еще три тысячи лет назад люди призывали на свои головы самыестрашные, самые злые силы, какие есть во Вселенной. Жуткий магический символ,таинственный и заманчивый. Добровольное тупое скотское мычание.

Густой, как серная кислота, звук растекался покомфортабельному, отлично оборудованному спортивному залу крупногооздоровительного центра. Мычание наполняло легкие, щекотало губы мужчин, женщини детей, сидящих ровным кругом, в нем растворялись без остатка все их чувства имысли.

Феликс Михайлович Виктюк наблюдал за лицами сквозьприоткрытую дверь и размышлял о том, что богатырка Магда, бывшаятелохранительница и ученица Шанли, совсем не такая грубая глупая баба, как емуказалось. Все она делает правильно, и уже через пару недель можно потихонькуначинать использовать технотронные методики, ультразвук, инфразвук,сверхвысокочастотное неионизированное излучение. А через полгода будет готовапервая бригада. Пока только экспериментальная, потому что одно дело – трястиситом на прииске в тайге под усиленной охраной, и совсем другое – выполнятьтонкую, сложную работу наемного убийцы.

Эти, первые, будут, конечно, одноразовыми. Но уже идет наборв следующую группу, и нет отбоя от желающих легко, без усилий решить всенеразрешимые проблемы, избавиться от боли душевной и телесной, стать лучшедругих, стать избранным, обрести покой и абсолютное счастье, а главное – недумать. Ни о чем не думать.

Феликс Михайлович тихонько прикрыл дверь, быстро прошелчерез красивое фойе оздоровительного центра, приветливо кивнул охраннику вуниформе. Стеклянные двери бесшумно разъехались перед ним.

На улице было тепло. Дождь кончился. Феликс Михайлович сел всвой скромный «Фольксваген», включил зажигание. Машина тронулась по тихомузеленому переулку. Виктюк собирался пообедать в своем любимом ресторане«Прага». Он думал, что сегодня лучше заказать что-то легкое – рыбу, побольшеовощей. Надо следить за весом.

Он не обратил внимания на милицейский «Мерседес», которыйнеотлучно следовал за ним до Арбатской площади.

– Ну что, товарищ капитан, здесь будем брать? – спросил ВаняКашин.

– Пусть уж пообедает в последний раз. Возьмем на выходе, –ответил капитан Леонтьев.

Эпилог

– Что-то вас много сегодня, – покачал головой врач,оглядывая трех посетителей, – вы что, хотите все зайти в палату?

– Хотим, – кивнул Егоров и, привычно сунув руку в карман,вытащил бумажник.

– Ладно вам, – улыбнулся доктор и отстранил протянутую купюру,– документы к выписке я подготовил. Забирать можете в понедельник.

– А сегодня? – хрипло спросил Егоров.

– Сегодня суббота, мы по выходным не выписываем. Междупрочим, вчера он нянечке стихотворение прочитал. «Колокольчики мой, цветикилесные». И попросил жареной картошки. А где, спрашивается, мы ей возьмем? У настолько каша, макароны и пюре.

– А еще? Что еще он говорил? – прошептал Егоров. – Да выидите в палату. У него там нянечка сидит, она вам расскажет подробности.Подождите, вы Виктор Годунов?

– Годунов, – кивнул Никита.

– Слушайте, вы меня, конечно, извините, но я видел вашнекролог. Газеты писали, будто вы погибли, сгорели при пожаре. Бред какой-то.Так это вы или не вы?

– Он, – улыбнулась Ника, – можете не сомневаться, он.

Федя спал, свернувшись калачиком, положив руку под щеку.Лицо его порозовело, волосы отросли, торчали светлым густым «ежиком». Он дышалспокойно и ровно.

На краю кровати сидела, сгорбившись, больничная нянечка вбайковых рваных тапках, в очках с переломанной и замотанной лейкопластыремдужкой. Одной рукой она поглаживала Федю по голове, в другой держала маленькуюпотрепанную Библию и тихо, полушепотом, читала:

«Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружитсяна ходу своем, и возвращается ветер на круги своя. Все реки текут в море, номоре не переполняется; к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобыопять течь. Все вещи в труде; не может человек пересказать всего; не насытитсяоко зрением, не наполнится ухо слушанием».