Читать книгу "Список Шиндлера - Томас Кенилли"

Судья Ландау и его совет могли бы счесть эти показания несущественными по сравнению с огромным числом остальных, говорящих в его пользу, и оставить их без комментариев. Тем более что во всех четырех документах не отрицалось: в любом случае Оскар Шиндлер был их спасителем. И совет задался вопросом: почему же в таком случае, если Оскар вел себя столь преступно по отношению к этим людям, он пошел на непредставимый риск ради их спасения?!

Муниципалитет Тель-Авива был первой организацией, которая воздала честь Оскару Шиндлеру. В свой пятьдесят третий год рождения он получил право открыть памятную доску в Парке Героев. Надпись гласила, что он является спасителем тысячи трехсот заключенных концлагеря Бринлитц, все спасенные им были перечислены поименно, и оповещалось, что памятная доска воздвигнута в знак любви и благодарности ему.

Через десять дней в Иерусалиме он был награжден званием Праведника – высшей почестью в Израиле, это звание основано на древнем племенном убеждении, что среди массы неверных бог Израиля всегда выделяет достойных. Оскару также было предоставлено право посадить дерево на Аллее Праведников, которая ведет к музею Яд ва-Шем. Это дерево по-прежнему растет там, в ряду всех прочих, посаженных в честь других праведников – во имя Юлиуса Мадритча, который неизменно и кормил, и оберегал своих рабочих, о чем не было и слыхано на заводах Круппа и «ИГ Фарбен», и в честь Раймонда Титча, управляющего Мадритча в Плачуве.

Однако мало какое из деревьев, высаженных в эту каменистую почву, вырастает выше десяти футов.

Немецкая пресса поведала, как Оскар Шиндлер во время войны спасал людей и о церемонии награждения его в музее Яд ва-Шем. Эти статьи хоть и превозносили его, отнюдь не облегчили ему жизнь. На улицах Франкфурта ему шипели в спину, вслед летели камни, а группа рабочих как-то долго орала, что его надо было сжечь со всеми прочими евреями.

В 1963 году он дал в челюсть какому-то работяге, который назвал его «еврейским любимчиком», и тот подал на него в суд. В местном суде, самой низшей судебной инстанции в Германии, Оскару Шиндлеру пришлось выслушать целую лекцию о своем недостойном поведении от судьи, который вынес приговор об уплате солидного штрафа «пострадавшему».

«Я был готов покончить с собой, – писал он Генри Рознеру в Куинс в Нью-Йорке, – если бы не знал, какое это им доставит удовлетворение».

Все эти унижения усиливали его зависимость от спасенных им. Они единственные обеспечивали ему духовную и финансовую поддержку. В последние годы жизни он неизменно проводил несколько месяцев в году среди спасенных им евреев, живя в почете и довольстве в Тель-Авиве и Иерусалиме, бесплатно питаясь и напиваясь в румынском ресторанчике на Бен Иегуда-стрит в Тель-Авиве, хотя Моше Бейски тщетно пытался ограничить его порцию тремя двойными коньяками за вечер.

Но затем брала верх другая половина его души, и он возвращался к своему скудному существованию в тесной убогой квартирке в нескольких сотнях метров от центрального вокзала Франкфурта.

В письмах из Лос-Анджелеса Польдек Пфефферберг просил всех спасенных помочь обеспечить ежедневное существование Оскара Шиндлера, состояние духа которого он описывал как «упадок, одиночество, разочарование».

Связь Оскара с Schindlerjuden носила определенный, установившийся с годами характер. Полгода он был бабочкой под солнцем Израиля, а полгода проводил в трущобах Франкфурта.

И у него постоянно не было денег.

Тель-Авивский комитет, в который опять вошли Ицхак Штерн, Якоб Штернберг и Моше Бейски, продолжал оказывать давление на западногерманское правительство, побуждая его выделить Оскару Шиндлеру достойную пенсию. Основанием для таких обращений был героизм, проявленный во время войны, потерянное им имущество и плохое состояние здоровья. Первой официальной реакцией со стороны германского правительства было награждение Оскара Почетным Крестом в 1966 году, на церемонии присуждения которого присутствовал и Конрад Аденауэр. Но лишь к 1 июля 1968 года министерство финансов было радо сообщить, что с данной даты ему будет выплачиваться пенсия в двести марок ежемесячно.

А через три месяца пенсионер Шиндлер из рук епископа Лимбургского получил знаки посвящения в рыцари церковного ордена Святого Сильвестра.

Оскар Шиндлер неизменно выражал желание сотрудничать с Федеральным департаментом юстиции преследования военных преступников. В этом деле он проявлял жесткость и непримиримость. В свой день рождения в 1967 году он сделал сам себе удивительный подарок – сообщил властям конфиденциальную информацию относительно многих людей из личного состава концлагеря Плачува. Рукопись его показаний свидетельствует, что он очень скрупулезно относился к своим обязанностям свидетеля. Если он не знал ничего или очень мало о каком-нибудь рядовом эсэсовце, он так и говорил. В таком ключе он охарактеризовал Амтура, а из эсэсовцев – Зюгсбургера, а также фройляйн Оннезорге, одну из надзирательниц, отличавшуюся всего лишь излишней вспыльчивостью.

Зато он безапелляционно назвал Боша убийцей и эксплуататором и рассказал, что, столкнувшись с Бошем в 1946 году на вокзале в Мюнхене, подошел к нему и спросил: спокойно ли ему спится после Плачува? Бош, сказал Оскар, в то время жил с паспортом, полученным в Восточной Германии.

Старший инспектор Мохвинкел, представлявший в Плачуве интересы инспекции по делам вооруженных сил, был так же Шиндлером охарактеризован достаточно четко. «Умный, но жестокий», – сказал о нем Оскар.

О Грюне, телохранителе Амона Гета, он рассказал, как тот пытался убить заключенного Ламуса, которого Шиндлеру удалось выкупить за бутылку водки. (Об этой истории свидетельствовали многие другие заключенные в своих показаниях, собранных в Яд ва-Шеме.)

Об унтере СС Ритчеке Оскар сообщил, что репутация у него была не из лучших, но он сам, Оскар Шиндлер, ничего не знает о его преступлениях. Кроме того, он не уверен, в самом ли деле именно Ритчек изображен на трех фотографиях, которые ему показывали в департаменте юстиции. В составе этого департамента был единственный человек, с которым Оскар Шиндлер рисковал делиться непроверенной информацией, – инженер Хут, который помог ему во время последнего ареста. Хут, говорил он, обладает высоким чувством ответственности, и его самым лучшим образом характеризуют даже сами заключенные.

После своего шестидесятилетия он стал сотрудничать с Обществом немецких друзей Еврейского университета, что явилось результатом усилий тех Schindlerjuden, которые хотели, чтобы в жизни Оскара Шиндлера появились какие-то новые цели. Он начал работу по созданию фондов в Западной Германии. Его давние способности очаровывать бизнесменов и официальных лиц снова принесли свои плоды. Также он помогал разрабатывать план обмена немецкими и израильскими ребятишками.

Несмотря на ухудшающееся состояние здоровья, он продолжал пить и вести такой же образ жизни, как и в молодости. Он влюбился в немку Аннемари, которую как-то встретил в отеле «Царь Давид» в Иерусалиме. В последние годы жизни он отдавал ей все свои чувства.

Его жена Эмили, не получая от него никакой финансовой помощи, продолжала жить в своем маленьком домике в Сан-Винсенте, к югу от Буэнос-Айреса; она обитала там и в то время, когда писалась эта книга.