Читать книгу "Тибо, или Потерянный Крест - Жюльетта Бенцони"

— Снова выйти замуж? Когда мой муж Конрад только вчера упокоился в могиле? Кузен мой, вы хорошо понимаете, что вы только что сказали?

— Разумеется, кузина! Я и в самом деле понимаю, что может испытывать в подобных обстоятельствах обычная женщина. Но вы — королева, а это совсем другое дело. Если бы не преступление, сделавшее вас вдовой, в Акре был бы король. И он должен быть, слышите?

— Может быть, он уже есть... в моем чреве!

— Армия, которая сражается для того, чтобы вновь завоевать для вас Иерусалим, не может ждать, пока он вырастет. А я не могу всю свою жизнь провести здесь. Я пришел сказать вам, что вчера в соборе Акры первые люди Сирии, а также Англии и Франции единодушно...

— Со мной, кажется, не советовались? — перебил раздраженный тоном англичанина Филипп де Дрё. — Однако, мне кажется, я вхожу в число этих людей?

— Ваш брат, граф Роберт де Дрё, высказался за вас. Вы будете протестовать против его решения?

— Разумеется, нет! Но меня возмущает беззастенчивость, с которой в Акре распоряжаются королевой, ее рукой, ее сердцем, ее жизнью — так, будто она всего лишь ставка в политической игре.

— Так оно и есть... во всяком случае, если не она сама, то ее корона! Она не может носить ее одна, и вы прекрасно это знаете!

Изабелла вмешалась, положив руку на руку пылкого епископа:

— Благодарю вас за то, что заботитесь обо мне,

Ваше Преосвященство, но король Ричард знает, что делает, когда говорит о государственных соображениях дочери Амальрика и сестре Бодуэна Великого — я правильно поняла вас, кузен?

— Правильно. Повторяю: претендент был избран единодушно, ибо не найти никого лучше для этой страны, а также для Франции и Англии. И для вас тоже, кузина. Помимо того, что он — благороднейший и доблестный рыцарь, любезный и мудрый, в его жилах течет кровь Капетингов, смешанная с кровью Плантагенетов, потому что он — одновременно племянник Филиппа Французского и мой собственный. Мы выбрали графа Генриха II Шампанского... и я имею честь представить его вам, — добавил Ричард, обращаясь к блестящему собранию; толпа по его знаку расступилась, все повернулись к дверям.

На пороге показался, в сопровождении своих рыцарей, человек лет тридцати, не очень высокий, но приятной наружности, с темными волосами, усами и глазами непонятного цвета: они были так глубоко посажены, что их оттенок не удавалось различить. Он хмурился, что придавало ему суровый вид, но хмурился лишь потому, что еще не смирился со своим избранием и был в дурном настроении. Он не желал трона, и еще менее того ему хотелось жениться на незнакомой женщине, о которой он только и знал, что она не только не девственница, но уже познала объятия двух мужчин, да ко всему еще и беременна.

Генрих, не желая ничего слышать, жестоко поспорил с баронами и Ричардом. Во-первых, его нисколько не привлекала мысль о том, что придется провести остаток жизни на этой выжженной солнцем земле. Он слишком любил земли своей Шампани, зеленые и плодородные, так хорошо обустроенные, чтобы привязаться к народу, только и мечтающему, что о сражениях и без передышки кидающемуся из одной битвы в другую. Кроме того, «нареченная», по его мнению, была недостаточно свежа. Наконец, — и это было главным, — он не хотел жениться на женщине, пусть и королеве, но уже беременной от другого мужчины.

— Если она родит мальчика, то королем станет он, а у меня на руках останется эта дама! Я дал обет идти в крестовый поход, а не разрушить свою жизнь, хотя бы даже и во славу Божию!

— Не примешивайте Господа к своим жалобам, сын мой, — очень мягко сказал ему епископ Акры. — Что касается этой дамы, как вы ее называете, для начала взгляните на нее! Она очень молода, и это самая красивая и прелестная женщина на свете!

Генрих в конце концов согласился отправиться в Тир, но был твердо намерен отстаивать свою точку зрения. Впрочем, если хорошенько подумать, можно было надеяться найти союзницу в этой самой Изабелле Иерусалимской, которую намеревались уложить в его постель, когда не прошло еще и недели после убийства ее мужа.

Войдя в зал, он тотчас заметил ее, стоящую на ступенях трона. Сначала он увидел тонкую фигуру, стройную и изящную в глухих черных одеждах, подчеркивавших нежную белизну ее лица. Приблизившись, он разглядел ее получше, и его сдвинутые брови расправились. Клянусь Богом, архиепископ был прав! Никогда еще его взгляд не упивался красотой более ослепительной и вместе с тем более изысканной. Настоящая жемчужина. Округлый нежно-розовый рот, должно быть, бархатистый, как лепесток цветка. А глаза под длинными ресницами — как два синих озера, затененных ивами.

Оказавшись прямо перед ней, Генрих различил выражение испуга, почти ужаса в устремленном на него взгляде, и внезапно его охватило нестерпимое желание понравиться ей, быть ею любимым, и прежде всего увидеть, как она улыбается...

Сделав глубокий поклон, он опустился на одно колено, поднял голову и посмотрел на нее широко открытыми и тоже синими глазами, в которых светилось радостное удивление.

— Благородная королева, — произнес он, — если вы соблаговолите взять меня в мужья, знайте, что я буду вам верен и предан, полон уважения к вам... и буду настолько любящим, насколько вы мне позволите! Я сочувствую вашему горю. То, чего от вас требуют, не просто трудно — это противоестественно! Но я всеми силами постараюсь помочь вам преодолеть это испытание и прошу у вас прощения за то, что стал его орудием...

По мере того как он говорил, лицо Изабеллы разглаживалось, и сама она чувствовала, как разжимаются тиски, сжимавшие ее сердце. Она поняла, что этот человек несет с собой спасение не только для королевства, но, может быть, и для нее самой, и, если она упустит эту возможность и откажет Генриху, новый предложенный кандидат может оказаться намного хуже. Еще один Монферра?

Размышления Изабеллы завершились улыбкой, на которую он так надеялся, и она, больше не раздумывая, протянула ему руку:

— Пусть будет так, как захотели знатные бароны и народ! Что же касается меня, господин граф, знайте, что я отдаю вам свою руку с большей радостью, чем смела надеяться...

Ее слова потонули в радостном шуме, и Ричард поцеловал свою будущую племянницу, пожалуй, более пылко, чем подобало. Назавтра в кафедральном соборе Тира Изабелла и Генрих соединились узами брака... ровно через неделю после того, как похоронили Конрада де Монферра. Затем Генрих был коронован и стал королем Иерусалима.

Первую брачную ночь отложили на неопределенное время. Генрих был слишком деликатен, и ему слишком хотелось заслужить любовь жены, чтобы в первый же вечер требовать, может быть, невыносимого для нее исполнения супружеских обязанностей. А несколько дней спустя, во время приготовлений к отъезду в Сен-Жан-д'Акр, где теперь должна была поселиться королевская чета, молодая женщина упала и потеряла ребенка. Легко и без слишком большого огорчения: срок беременности был совсем небольшой, чуть больше двух месяцев. Изабелла восприняла этот несчастный случай как проявление божественной воли: отныне Генрих мог быть уверен в том, что останется первым на троне, которого он не добивался, но который с каждым днем становился ему все более дорог по мере того, как росла его любовь к Изабелле.