Читать книгу "Покинутые небеса - Чарльз де Линт"

Доминика наконец подняла голову:

— Это неизвестно.

— И ты все же купилась на слова этого койота?

— По-моему, над ними стоит подумать, — сказала Доминика.

Татьяна покачала головой:

— Не верю своим ушам. — Она окинула взглядом комнату. — Если вороново племя столь могущественно, почему же Ворон провел последние шестьдесят лет в спячке, словно жирный боров в своем стойле? Почему Джек живет словно бродяга в старом школьном автобусе на краю Катакомб? А девчонки-вороны… Боже милостивый. Если бы они принимали участие в сотворении мира, то мы жили бы в цирке, а по каждой улице ходили бы карнавальные шествия и на деревьях росли консервированные персики.

В комнате раздалось негромкое бормотанье, присутствующие согласно кивали. Татьяна, очевидно, выразила общее мнение. Она повернулась к Доминике.

— Если у тебя не хватает храбрости продолжать представление, — сказала она, — предоставь эту хрустальную плевательницу мне и расскажи, что надо делать.

— Осторожнее, не стоит испытывать мое терпение, — предупредила ее Доминика.

Какое-то время казалось, что Татьяна продолжит спор, но под пристальным взглядом Доминики она опустила голову.

— Итак, — сказала Доминика, — Татьяна была так любезна, что поделилась с нами своими соображениями, но что думают остальные? Будем продолжать?

Она переводила взгляд с одного человека на другого и смотрела до тех пор, пока они не кивали в знак согласия. После недолгого молчания Огюст откашлялся, и Доминика обернулась к брату.

— Без Коди… — заговорил он.

— Ну и что?

— Да просто мне казалось, что только ему известно, как управлять этим… этим… — Он махнул рукой в сторону кубка. — Устройством.

Доминика улыбнулась. Устройство. Подходящее определение.

— Прежде чем уйти, Коди рассказал мне все, что необходимо знать, — сказала она брату.

Она несколько преувеличивала, но гордость не позволяла Доминике признаться, что Коди сумел беспрепятственно покинуть ее, не объяснив работу горшка Ворона. Хотя кое-что он все же сказал.

Каждый должен сам выяснить, как заставить горшок работать.

Довольно откровенно. Интересно, насколько это трудно? Доминика была уверена, что основные принципы ей и так известны из историй. Все дело сводилось к тому, чтобы полностью сосредоточиться на своем желании. А потом размешать.

Вот насчет размешивания не все было ясно. Что размешивать? Воздух в горшке? И чем это делать? Предположительно, своей рукой, если Коди ее не обманывал, когда они впервые обговаривали свое сотрудничество. Без особых усилий Доминика вызвала в памяти голос Коди.

— Вот как все получилось, дорогая, — говорил он вскоре после очередной неудачной попытки воспользоваться силой горшка. — Я по локоть засунул руки во что-то очень вязкое, а потом даже не знаю, как это произошло: то ли комар сел мне на нос, то ли муха влетела в ухо, но внезапно в голове загудело, словно ветер сорвался с гор, и я отвлекся.

Такого с ней не случится. Она сумеет сохранить концентрацию внимания, несмотря ни на какие стаи насекомых. Ее ненависть к воронову племени настолько сильна, что не переставая звучит в каждом ударе сердца, напоминая об их превосходстве, несмотря на то, что, как правильно заметила Татьяна, вороньё совершенно не придает значения своему положению. И это раздражает Доминику больше всего.

Так что в необходимости сосредоточиться проблемы не было, как не было и опасений по поводу необходимости засунуть руку в горшок. Доминика была готова на все, лишь бы расправиться с вороньим племенем раз и навсегда. Сомнения вызывали последние слова Коди, сказанные перед уходом.

По правде говоря, я не уверен, что наш мир сохранится, если ты уничтожишь перворожденных.

О том, что сосуд не является магическим горшком Ворона, Коди лгал, это Доминика знала наверняка. Но вот насчет положения перворожденных в этом мире она не была так уверена. А вдруг они действительно служат миру опорой и якорем, вдруг мир не может без них существовать? И тогда все погибнут…

Такова была одна из перспектив. Вторая возможность заключалась в том, что мир кардинально переменится. Другой мир? Но это еще не значит, что он будет хуже. Наверняка нет, если у власти встанут кукушки.

В любом случае отступить сейчас ей не позволит гордость.

Не дожидаясь, пока кто-нибудь снова начнет спорить, Доминика сунула руку в горшок.

В первое мгновение она ощутила удивление. До этого она совала в сосуд различные предметы и не чувствовала ни малейшего сопротивления, теперь же воздух в кубке стал вязким и холодным, он облепил ее руку мокрой, тягучей массой. Но самым удивительным стало то, что относительно небольшая емкость потира таинственным образом увеличилась до невозможных размеров, таких, которые явно не предполагали его стенки.

А потом появилась боль.

Доминика приоткрыла рот и скривила губы, но не проронила ни звука. Боль охватила ладонь и запястье, словно в горшке находилась концентрированная кислота, казалось, она вот-вот разъест кожу и оставит нервные окончания неприкрытыми.

В голове мелькнуло восхищение мужеством Коди, который испытывал боль не один раз, а стремился к этому снова и снова.

А потом Доминика беззвучно прокляла его за то, что Коди не предупредил ее еще об одном.

У горшка имелось собственное мнение.

Эта мысль родилась из накатывающейся волны боли. И как только Доминика поняла, что горшок был разумным существом, пришлось признать, что он принимал только равноценное сотрудничество, но уж никак не управление. Горшок сам решал, исполнить или не исполнить чью-то волю. И предпочитал созидательные действия, жажда же разрушений возвращалась к его просителю импульсами жгучей боли.

Непереносимое жжение в руке подогревалось кипящей ненавистью Доминики.

Горшок пытался вытолкнуть ее руку, но она сжала зубы и постаралась не обращать внимания на возрастающую с каждым мгновением боль.

— Нет, — пробормотала она сквозь плотно сжатые зубы.

Просунув руку поглубже в горшок, Доминика стала размешивать тягучую массу, заполнявшую сосуд. Обжигающая боль поднялась от кисти к локтю, распространилась в плече, дошла до груди и шеи. Не позволяя себе расслабиться, Доминика использовала свои страдания как оружие, чтобы сломить волю горшка и заставить его подчиниться.

Десятки ветров завыли у нее в голове. Комната потемнела. Хрустальный сосуд раскачивался и подпрыгивал на столе, и Доминике пришлось придержать его свободной рукой, чтобы не уронить на пол.

Как оказалось, не только горшок плясал на крышке стола — раскачивалось и дрожало все здание.

— Тебе не удастся меня сломить, — закричала Доминика и погрузила руку в горшок до самого плеча.