Читать книгу "Ты должна была знать - Джин Ханф Корелиц"

Грейс зажмурилась. Да-да, надо продумать все до конца. Однако в голову приходили совсем другие мысли, отогнать которые не удавалось. Невольно Грейс снова подумала о подвале в гарвардском общежитии. Вспомнила, какой бардак царил в комнате наверху, где они с Джонатаном впервые занялись любовью (студенты-медики – существа примитивные, как он тогда сказал в качестве объяснения беспорядка). Потом Грейс попыталась припомнить другие комнаты, где они занимались любовью, однако их оказалось слишком много, и все разные. Одна в штате Мэн, другая в Лондоне, третья в Лос-Анджелесе. Не говоря уже о первой квартире рядом с Мемориальным центром и о второй, на Восемьдесят первой улице – той самой, где Грейс выросла. И конечно, здесь, в этом самом доме, на втором этаже. Как Грейс теперь знала, зимой в этой спальне царит жуткий холод. А Париж?.. За все годы в Париже они с Джонатаном побывали трижды, и каждый раз останавливались в другом отеле. Да, комнат много, не сосчитаешь.

Потом Грейс вспомнила, как была беременна, как родился Генри. Очень долгое время мальчик плохо спал, Грейс приходилось часто вставать к нему по ночам, а Джонатан брал сына на руки и говорил: «Ложись и спи, справлюсь сам». А детская площадка на Первой авеню, где летними днями Грейс сидела с коляской! Иногда Джонатан, улучив минутку, сбегал из больницы на полчасика и присоединялся к ним. На этой же площадке Генри позже играл с Джоной, другом, который в один прекрасный день просто прекратил с ним разговаривать. Там же Генри окликнул отца, а незнакомая женщина продолжила идти дальше как ни в чем не бывало. А когда сыну пришло время поступать в подготовительную школу, Грейс таскала его на собеседования по всему Манхэттену. По глупости боялась – вдруг Генри не примут в Реардон? Но на этих собеседованиях Джонатан с такой теплотой и нежностью говорил о сыне и о том, как ему важно, чтобы мальчик получил хорошее образование, что все были просто очарованы. В результате Генри готовы были с распростертыми объятиями принять в почти любую школу.

Потом Грейс подумала, как вежливо и сдержанно Джонатан всегда вел себя на ужинах у Евы. Следом на ум невольно пришли мысли о домашних ужинах – в столовой, на кухне, и за тем самым столом, за которым она сейчас сидела. А однажды Джонатан пришел к ней в кабинет с бургерами в русском стиле из «Уэйлс», но до угощения дело дошло не сразу. Сначала они занялись любовью на кушетке. Надо же, а Грейс совсем забыла тот случай…

Дальше пришли мысли о всех до единой комнатах в квартире на Восемьдесят первой улице. Ее квартире. Той самой, где Грейс выросла, где была женой и матерью, а потом – несчастной, брошенной мужем, испуганной женщиной, ожидающей, что сейчас на нее обрушатся новые невзгоды. Грейс вспомнился паркетный пол в коридоре и ставни в столовой, которые мама всегда закрывала, а она, наоборот, держала открытыми. И комната Генри, когда-то бывшая ее детской. И кабинет Джонатана, в котором любил укрываться отец. И кухня, перешедшая от мамы к ней. Ванна, кровать, флакончики с образцами «Марджори 1», «Марджори 2», «Марджори 3», которые Грейс вылила в раковину. И конечно, украшения – подарки неверного мужа, компенсация за каждую измену от человека, который все еще любил жену, но не мог быть с ней счастлив.

В этот момент Грейс впервые со всей ясностью поняла, что больше там жить не будет. Теперь эта квартира не ее дом. То же самое можно сказать про Джонатана – теперь у них нет семьи. Муж Грейс прячется в холодных местах за много тысяч миль отсюда и просит ее о прощении.

Хотя секундочку. На самом деле прощения Джонатан не просил. Грейс была в этом совершенно уверена, но на всякий случай взяла письмо еще раз и принялась внимательно просматривать. Этот вопрос казался очень важным – просит Джонатан прощения или нет? Вот он пишет о том, как хотел оградить Грейс, как ситуация вырвалась из-под контроля. Рассказывает о собственных страданиях. Выражает уверенность, что Грейс сильная и все преодолеет. Но… ни намека на просьбу о прощении. Возможно, Джонатан рассудил, что его вина слишком велика для обыкновенного «прости», вдобавок изложенного в письменном виде – пусть даже в таком важном письме. А может, Джонатан считает, что в случившемся виноват не он, а стечение обстоятельств, и прощения просить не за что.

Тут Грейс поняла, что наступило время обдумать всю ситуацию как следует. Причем речь шла не только об их семейной ситуации, но и о других обстоятельствах. О том, что произошло до их знакомства, и о том, что скрывал Джонатан. Стоило добавить к общей картине эти фрагменты, и она начала медленно меняться, пока не стала выглядеть по-другому. Все предстало совсем в другом свете, чем пару минут назад. На этот раз Грейс включила в картину не только самого Джонатана, но и его маленького братика, который заболел и остался дома, когда вся семья отправилась на бат-мицву. А вот отец и мать, с которыми Джонатан оборвал всякие отношения. Брат, которого он небрежно окрестил неудачником. Якобы Митчелл ни разу в жизни не работал и, будучи взрослым мужчиной, ведет беззаботную жизнь избалованного мальчишки в подвале у родителей. Потом Грейс подумала о «женщине постарше» из Балтимора, с которой Джонатан некоторое время жил, будучи студентом. Чего в этих отношениях было больше – чувств или расчета? А те три дня, когда Джонатан вдруг исчез? Где он был, если не в больнице? Не говоря уже о деньгах, одолженных Джонатаном у папы – вне сомнения, чтобы оплатить обучение сыну любовницы. В школе, где учился их с Грейс общий сын.

Было и многое другое. Врач, которого Джонатан избил, – Росс Уэйкастер. Специалист в области трудового права, к которой он обратился, стремясь замять скандал и которую оскорбил неприличными словами, когда ему не понравились данные Сильвией советы. А в день, когда была убита Малага Альвес… Сколько вранья! Срочный вызов в больницу, похороны восьмилетнего пациента… Потом невольно вспомнилась хвалебная статья в «Нью-Йорк мэгэзин», вышедшая только благодаря тому, что редакторша оказалась тетей одного из больных детей. И другие обманы – медицинская конференция то ли в Кливленде, то ли в Цинциннати, то ли где-то еще на Среднем Западе. Рена Чанг, которая теперь, по всей вероятности, живет в Седоне и воспитывает ребенка, отцом которого, скорее всего, является Джонатан. Ребенка, которого Грейс никогда не увидит. Впрочем, встречаться с ним ей и не хотелось. Достаточно того, что придется встречаться с еще одним ребенком – девочкой, которая теперь живет на Лонг-Айленде. Тут уж ничего не поделаешь.

И наконец Грейс подумала о Малаге Альвес – женщине, которая была жестоко убита.

Затем она встала, приблизилась к задней двери, вышла на террасу и вдохнула прохладный воздух. Шерлок, вытянувшись в струнку, стоял на причале. Должно быть, заметил среди деревьев в лесу какого-то зверька. Услышав, как открывается дверь, пес рассеянно вильнул хвостом, но покидать наблюдательный пост не пожелал. Грейс спустилась по ступенькам и, подойдя к собаке, постояла рядом с Шерлоком несколько минут. Все-таки любопытно, что он такого увидел? Или учуял. Наверное, и вправду какое-нибудь мелкое животное. Конечно, еще рановато, но возможно, они уже начали понемногу выходить из спячки. Летом лес кишел зверями, а коттеджи у озера – людьми. Казалось, само озеро пробуждалось от зимнего сна. Скоро эта пора наступит, и прилетят птицы. Они всегда прилетают весной. Грейс наклонилась и погладила Шерлока по голове.