Читать книгу "Игра в имитацию - Эндрю Ходжес"

За две-три недели до этого Алек очень много работал. Над межпланетными путешествиями. Ему всегда больше нравились такие чокнутые идеи, и он намного больше хотел бы масштабно поразглагольствовать о них в каком-нибудь журнале или на передаче, однако когда он писал для технически подкованной аудитории, его работы всегда были громкими, как минимум в ранние годы. Его последняя статья была особенно хороша, одна из лучших, которые он написал за долгое время (примерно с тех пор как ему перевалило за 20 — тогда он открыл явление, известное как «Буй Прайса»). Алек всегда испытывал особое чувство гордости, когда это понятие использовалось. Также ему нравилась игра слов в этой фразе: поскольку Алек всегда открыто и громко заявлял о своей ориентации (он был гомосексуалист), то в подходящей компании он шутил, что если поменять всего одну букву в этой фразе, то получится. У Алека уже давно никого не было, последним избранником стал «*уй Прайса» солдат в Париже прошлым летом. Сейчас, когда статья дописана, он может с полной уверенностью сказать себе, что заслужил очередного гей-партнера. И он прекрасно знал, где подыскать подходящего.

Алек продолжал гулять, и уже подходя к Оксфорд Стрит, притворяясь, что разглядывает афиши в кинотеатре Регаль, на самом деле начал присматриваться к одному молодому человеку.

Арнольд Мюррей, ему было 19, по виду — сошел со страниц «Дороги на причал Уиган Пир». То есть в лучшем случае он пробовал хлеб с маргарином. Его отец, бетоноукладчик, частенько поколачивал матушку. Истощённый от голода, стресса и ужаса, Арнольд попал в лагерь для мальчиков в Чешире. Он очень гордился собой: учился лучше всех в классе, стремился расти, любил конкуренцию. Ребята не могли дождаться, когда настанет День-Д, день Икс, Последний звонок — кто как его называл. Для Арнольда же это означало только одно. Ему придется вернуться в Манчестер, в эту дыру к отцу. Через полгода, когда Арнольд еще учился в техникуме, отец выгнал его на работу. Их приходилось часто менять, самой продолжительной оказалась работа в мастерской по оправе очков, после того как в 1948 году появилась Национальная служба здравоохранения Великобритании (Именно торговля стала главной жертвой Корейской войны, для бюджета Гейтскелла в 1950, что привело к массовому перевооружению нового десятилетия, а также бесплатным очкам). Так, в июле 1951 Арнольд вырвался из своего тленного существования, перебравшись в Лондон, где попал на знаменитый Фестиваль Британии. Но там его поймали на мелком воровстве и выслали обратно в Манчестер с условным сроком. Арнольд по-прежнему жил с семьей, в Визеншо, сидел без работы и совсем без денег.

Арнольд пытался найти своё место под солнцем, он был уверен, что мир приготовил для него нечто большее, чем жизнь на самом дне. Он пытался пойти в науку: в 14 лет он взорвал окна в лаборатории, на уроке химии. Примерно в том же возрасте он начал заниматься сексом. Оказалось, его желания были непостоянны: ему то хотелось свободы, то наоборот. Он мечтал об идеальной женщине и стабильных отношениях, но, с другой стороны, ему нравилось, что наедине с мужчинами не нужно притворяться и строить из себя невесть что. К тому же, он знал, что его все называют «Мэри Энн» — за чувствительность и разум. Мужчины (представтели среднего класса) обращались с ним очень интеллигентно, научили манерам и культурному общению, на тот момент его жизни гомосексуализм казался Арнольду чем-то элитным, к чему он как раз стремился. Он смотрел свысока на тех, кто отдавался просто за деньги. Алан же сделал очень щедрое предложение, но и это далеко не все — у него был очень свежий вид, наполненный энергией — что очень выделяло его в закоулках Оксфорд Стрит.

Алан спросил Арнольда, куда тот направляется, на что Арнольд ответил «да никуда». Алан пригласил Арнольда на ланч в ресторанчик через дорогу. Красивый, с голубыми глазами, слегка худоват и с первыми признаками выпадения волос, с отчаянной надеждой на лучшую жизнь и открытый миру (причем больше чем многие образованные люди). Арнольд сразу чем-то зацепил Алана. У него был очень живой характер, отличное чувство юмора, которое не раз выручало его в крайне тяжелых и щекотливых ситуациях. Алан сказал, что Арнольд может вернуться в университет, поскольку он там работает преподавателем — читает лекции, например, на тему — Электронный Разум. Арнольд был очарован. Алан пригласил его к себе домой на выходные, в Уилмслоу. Только этим Алан уже сделал предложение намного выгоднее, чем того заслуживали съем на улице. Там гораздо привычнее предложения вроде «пойдем в ту арку», «давай по-быстрому» или «как насчет 5-минутки в туалете». Арнольд принял приглашение, но в назначенное время не смог явиться.

Совершенно логично, что это должно было стать завершением истории, однако Алан снова встретился с Арнольдом там же, на Оксфорд Стрит, днем в понедельник. Арнольд привел довольно жалкое оправдание своему нарушенному слову, и в этот раз Алан пригласил его к себе прямо сейчас. Арнольд пошел, остался у Алана до позднего вечера и согласился заглянуть еще раз 12 января. Алан подарил ему перочинный ножик на Рождество.

Третий канал BBC теперь акцентировал свои программы на так называемых «мозговых трестах», то есть дискуссиях, вокруг темы о том, возможен ли искусственный интеллект. Примерно на Рождество 1951 года Алан навести Дэвида Чемпернауна в Оксфорде. У того был один из первых диктофонов и они записали свою юмористическую версию такой дискуссии: Чемп, голосом робота, пытался говорить о высоком, что искусственный интеллект никогда не поймет красоту и прочие душевные ценности. Позднее зашел Фред Клейтон и его очень просто провели. Он, между тем, женился, как и обещал, и довольно успешно работал в Колледже Эксетер при Университете — ему предложили читать лекции по классической литературе. Он был настолько увлечен разработкой тезиса о связи между классической и английской литературой, что даже консультировался у Алана по поводу такой статистической вероятности. Он также увлекался изучением значения астрология в классике, даже выбрал мозг Алана для изучения элементарной астрономии.

Настоящая дискуссия состоялась в студии BBC 10 января 1952 года, в Манчестере. Нейрохирург должен был объяснить природу сознания, его оппонентом выступил Алан, Макс Ньюман и Ричард Брейсвейт (Королевский научный философ) — в роли судей.

Всё это преподнесли в довольно юморной форме. «Конечно, — писал Алан матери, которая слушала трансляцию, — большинство вопросов были написаны с шутками. Брейсвейт начал с очень характерного для таких «мозговых трестов» выпада, что «все упирается в то, как мы определим понятие «мышления». Алан сравнил происходящее с самим критерием «мышления». То есть один говорит мысль, остальные бросаются ее опровергать. «Вопросы уже должны содержать в себе умозаключения, — заявил Брейсвейт, — или я просто могу спросить, что он ел на завтрак?». «О да, все что угодно, — ответил Алан, — и необязательно, чтобы это были именно вопросы, не больше чем выступления сторон в суде. Ну, вы понимаете, о чем я». Они обсуждали обучение и преподавание, Брейсвейт утверждал, что человеческая тяга и способность к образованию объясняется «потребностями, желаниями, энергией, инстинктами, то есть эта машина должна быть тоже снабжена чем-то схожим с человеческим набором потребностей».

Ньюман вернул беседу в более безопасное русло — к математике, указывая на то, что для такой машины необходима длинная цепочка «действительных чисел», и с такой системой отсчета, где можно «провести аналогии между вещами, которых прежде в системе не было… Можем ли мы хотя бы представить, что машина может изобретать такие связи с помощью программы, написанной человеком, причем у которого не было в голове таких связей, которые придумала машина?». Алан, вообще-то, мог представить, это к тому же именно то, о чем он уже долгое время размышлял: