Читать книгу "Последнее лето - Константин Симонов"

– Покривим душой на пятнадцать минут, не более того, – сказал Серпилин. И, показав глазами на четвертый прибор, спросил Галчонка: – А это для кого?

– Командир стрелкового полка должен вернуться. Поехал на стык с соседом, увязать взаимодействие, но что-то задержался.

– А может, он там на радостях, что две армии соединились, как мы с тобой, увязывает? – кивнул на флягу Серпилин.

– Не похоже на него, товарищ командующий.

– А на нас похоже? – усмехнулся Серпилин. – Ладно, семь бед – один ответ, налей по полстакана! – И, повернувшись к Синцову, кивнул: – Садись.

Галченок налил ровно по полстакана, не перелил. Как сказано, так и сделано. Серпилин хотел было сказать, что есть двойная причина выпить: и то, что подвижная группа выполнила задачу, и то, что он сам вернулся туда, где начинал войну. Но говорить этого не стал. Каждый где-нибудь начинал войну и помнит свое начало.

Он выпил за успех подвижной группы и, облупив крутое яйцо, обмакнув в крупную соль, закусил. От выпитой водки захотелось потянуться. А еще лучше бы лечь под сосной, глядя сквозь ветки в небо и забыв, кто ты и что тебе надо в следующую минуту делать.

– Только что поздравил командира подвижной группы с выполнением задачи, – сказал Серпилин, когда появился опоздавший Ильин. – Садись! По второй не будем, а первую, если до этого не принимал, прими.

– Спасибо, товарищ командующий, не пью. Обещание дал.

– Кому?

– Сам себе.

– Как там, на стыке? Да ты не докладывай – за столом сидим. Просто расскажи.

Но Ильин по своей натуре не мог не доложить. Доложил и номер дивизии, и номер того полка соседней армии, с которым вошел в соприкосновение, и фамилию и звание командира дивизии и командира полка, и точные координаты – где именно проходит стык, и какие меры сообща приняты, чтоб стык был надежный, поскольку направление все же танкоопасное, и как перекрыли эту проселочную дорогу огнем с двух сторон, внакладку.

– Значит, силами двух армий этот проселок обороняете, – усмехнулся Серпилин. – То-то ты задержался!

– Не люблю стыков, товарищ командующий, – сказал Ильин. – Половина неприятностей на стыках.

«Вот они, молодые командиры полков, – подумал Серпилин, с удовольствием глядя на Ильина, который всегда, еще летом сорок второго года, когда из писарей стал начальником штаба батальона, казался ему прирожденным военным. – Вот они, эти молодые командиры полков! Сколько ему сейчас? От силы двадцать семь, двадцать восемь, – думал он, забыв, какого года рождения Ильин, и Мысленно прибавляя ему лишних три года. – Быстро двигает людей война. Хорошо бы, довоевал и ничем не зацепило. Многообещающий!»

– Уже не помню, ты раненый был? – спросил Серпилин у Ильина.

– Ни разу не был, товарищ командующий.

– Вот правильно, вот это я и вспомнил. Что-то в тебе такое из ряда вон выходящее, про что мне говорили. Четвертый год воюешь и ни разу не раненный. Какого ты года?

– С девятнадцатого, товарищ командующий, – с неудовольствием сказал Ильин.

В душе гордясь своей молодостью, он не любил, когда о ней говорили другие, ему казалось, что это как бы ставит под подозрение его военную опытность.

Показалось и сейчас, когда Серпилин, услышав его ответ, о чем-то задумался.

Но Серпилин задумался совсем не о военной опытности Ильина. А вспомнил о своем сыне, который был старше Ильина и которому, будь он жив, было бы сейчас не двадцать пять, как Ильину, а двадцать девять…

– А вы с какого? – спросил он, повернувшись к Галченку.

Что-то помешало ему, только узнав возраст Ильина, спросить об этом же самом на «ты» уже немолодого человека.

– С четвертого.

– Где войну начали?

– На Юго-Западном, от границы, от Владимира-Волынского до Припяти отходили с боями, – сказал Галченок с оттенком гордости: не отступали, а отходили с боями…

«Так оно и было», – вспомнил Серпилин. Ему довелось слышать от тех, кто воевал там, на самом северном участке Юго-Западного фронта, что они до самой Припяти отходили только по приказу.

– В составе пятой армии? – спросил он.

– В пятой.

– А родом откуда?

– А тут недалеко, – мотнул головой Галчонок, как будто родился где-то в этом лесу. – Сегодня сводку передавали, что вчера на Минском направлении взяли станцию Бобр… Я как раз оттуда. Между Бобром и Крупками на разъезде родился. Отец путевым обходчиком был. Там и жили. Сперва на разъезде, а потом в Крупках.

– А где теперь родители? – спросил Серпилин.

– Не знаю. Когда война началась, в Крупках оставались…

Галчонок сказал это спокойно, словно не желая давать волю чувствам, которые уже ничему не могли ни помочь, ни помешать. Выпустить или не выпустить немцев из Могилева – зависело от него. А останутся ли живы там, в Крупках, его отец и мать – не зависело.

– Мы ведь как, – после молчания с нотой самоосуждения в голосе сказал Галченок. – Один год отпуска не дали, другой – не дали, а на третий – куда путевку получил, туда и махнул. Так и прооткладывал. С тридцать шестого года родителей не видел. Вчера, когда через немцев шли, одного хлопца – он разведчикам дорогу показывал – взял потом к себе в машину. Тринадцати лет хлопец. Чего только от него не наслушался, что тут немцы делали…

Он вздохнул. Несмотря на его спокойствие, чувствовалось, что тревога за отца и мать неотступно грызет этого сильного и уверенного в себе человека.

Им к этому времени принесли по полкотелка супа.

– Хороший суп сварили, – сказал Серпилин.

– Простыл немного, – пробуя суп, сказал Галченок.

Серпилин глянул на часы. Пятнадцать минут, которые он себе положил на завтрак, вышли. Чаю пить уже нет времени, а суп хотя и остывший, но вкусный – придется потрудиться над котелком, пока дна не увидишь.

Снаряд разорвался близко, в лесу, с треском и гулом. Первый снаряд от неожиданности всегда громче других, и кажется, что разорвался ближе, чем это есть на самом деле. Следующие три или четыре разорвались уже дальше. А если и ненамного дальше, все равно тише, потому что уже не так неожиданно.

Как это бывает с людьми, у которых вдруг возникает сразу несколько обязанностей и которые помнят о каждой из них, произошла короткая заминка.

Начало обстрела означало новую попытку немцев прорваться, и Галчонку надо было срочно принимать меры. Но рядом в палатке находился командарм, и следовало позаботиться о его безопасности. Разрывы удалялись, но могли снова приблизиться.

– Товарищ командующий, предлагаю, пока обстрел, укрыться в моем танке. Он в ста метрах.

– Еще чего, – сказал Серпилин. – Пошли на НП!

Серпилин шел быстро, но Синцов через несколько шагов обежал его и пошел впереди. Глупое желание, с которым часто сталкиваешься на войне, – хотят в минуту опасности прикрыть собой старшего начальника, оказаться между ним и противником, забывая, что мина или снаряд с таким же успехом могут разорваться сзади. Но об этом вспоминают потом, а инстинкт действует сразу.