Читать книгу "Бес в серебряной ловушке - Нина Ягольницер"

крови было хоть отбавляй.

Губы шотландца невольно дрогнули:

– Мой полковник, мне и так стыдно. Зачем еще посыпать солью мои раны?

Но Орсо тут же оставил полушутливый тон и нахмурился:

– Мак-Рорк, не будь вы мальчишкой, я охотно насыпал бы на ваши раны и чего похуже соли. Но ваш бестолковый возраст все равно вас не оправдывает. Объясните, как возможно, что молодой солдат, способный полчаса продержаться в бою против Клименте, позволил оглушить себя бутылкой, словно олух на деревенской свадьбе?

Годелот помолчал.

– Я и не оправдываюсь, мой полковник. Но я даже не заподозрил подвоха. Это был просто опустившийся пьянчуга, едва стоявший на ногах. А я торопился вернуться в срок к караулу. Он клянчил денег и совсем не выглядел опасным.

Орсо несколько секунд смотрел подростку прямо в глаза, а потом бегло коснулся пальцами шрамов на губах.

– Эти отметины, Мак-Рорк, мне нанес самый безобидный из всех известных мне людей. Я стал военным в четырнадцать лет и чертовски много в жизни повидал. Но никогда, Мак-Рорк, ни до, ни после, мне не было так страшно, как в те секунды, когда этот кроткий человек шел на меня, занося кинжал и по-звериному рыча. – Он сделал паузу и снова провел по губам, будто шрамы откликнулись призрачной болью. – Никогда не судите о враге по его наружности. Поверьте, закаленная сталь неразборчива. Она действует одинаково хорошо в любых руках, был бы нужный гонор.

– Я запомню, мой полковник, – отозвался Годелот, невольно понижая голос. Ему отчего-то показалось, что Орсо приоткрыл перед ним крепко запертый сундук.

А полковник уже снова смотрел на него с холодной суровостью:

– Мак-Рорк, сейчас доктора здесь нет, а значит, вас некому защищать. Извольте все же припомнить нападавшего.

Годелот лишь покачал головой, не понимая, к чему полковнику обычный, пусть и ловкий уличный грабитель:

– Самый обыкновенный забулдыга, мой полковник, ничем не примечательный. Грязный, оборванный, тощий, борода клочьями. Мерзкий тип. Таких не рассматривают.

Но Орсо не отводил взгляда, выжидая, и шотландец попытался припомнить давешнего головореза. Вот он ковыляет навстречу… Вот резко распахивает глаза, вскидывая руку. А ведь полковник прав, что-то в этом бродяге не так.

Годелот опустил веки, выцарапывая из-под черепков недавних событий какие-то ускользающие подробности, и вдруг рывком приподнялся на локтях, почти не ощутив пронзившей его боли:

– Мой полковник, там же был кто-то еще. Когда я упал, какой-то человек бежал ко мне и что-то кричал. А потом… Господи, неужели этого беднягу убили? Он же пытался помочь мне. И теперь я… А он…

Подростка затрясло. Ощущение горячих брызг, хлестнувших по лицу, было таким отчетливым, что ему нестерпимо захотелось отереть щеки и лоб. Но полковник протянул руку и крепко сжал его плечо.

– Годелот, успокойтесь, – проговорил он вдруг твердо и увещевающе, – вы не виноваты в произошедшем. Поверьте мне. Как бы я ни бранил вас за неосмотрительность, вы действительно не виноваты в гибели этого случайного прохожего. Лягте, иначе ваша рана откроется.

Подросток снова осел на койку, прерывисто дыша. А Орсо так же ровно добавил:

– В беспамятстве вы окликнули некую Терезию.

Годелот потер лоб:

– Это моя покойная мать. Неужели со мной все было так плохо?

– Теперь вы быстро пойдете на поправку. – Орсо встал. – И не вздумайте делать глупости. Предупреждаю: за вашу безобразную неуклюжесть я сдеру с вас три шкуры на следующем уроке фехтования.

– Рад стараться, мой полковник! – Годелот снова попытался приподняться, но Орсо, кивнув ему на прощание, уже выходил из каморки…

После ухода полковника подросток несколько минут лежал неподвижно. Грабитель в оживленном районе средь бела дня. И жертвой он выбирает вооруженного солдата, у которого наверняка в кармане дыра. Нет, господа, никакой это не грабитель. Этот ублюдок ждал именно его. Кем же он подослан? Не вами ли, мой полковник? Иначе с чего бы вы так дотошно выспрашивали, узнал ли я его? Так что ж, стало быть, я мог его узнать?

Вдруг Годелот закусил губу и сдвинул брови. Терезия… Если он и звал мать в бреду, то не по имени же. Но никакой другой Терезии в его жизни не было. Откуда же полковник взял это имя?

Взгляд упал на дублет, так и лежавший на полу. Между прочим, в кармане было три дуката. Интересно, успел ли чертов забулдыга их умыкнуть?

Годелот не без труда встал, подобрал дублет и сунул руку в правый карман. Пусто. Чтоб ему на эти деньги гроб сколотили, паскуднику… Шотландец раздраженно полез в левый карман, переворошил на дне мелкие монеты и вдруг наткнулся на что-то твердое и продолговатое. Утром он не клал туда ничего похожего.

Медленно вытянув руку наружу, Годелот уставился на вынутый предмет. Это была ладанка. Дешевая, неказистая деревянная ладанка, какие сотнями продают у церквей и богаделен. А на ее шершавом боку было вырезано: «Терезия». Шотландец оглядел странную находку, а потом осторожно отомкнул ладанку. Внутри лежал тугой свиток с библейским текстом, запечатанный воском дешевой свечи.

– Вот черт. Ах ты, мерзавец… – пробормотал Годелот, восхищенно улыбаясь. Право, он торчал на площади, изнывая от злости и тревоги, а послание Пеппо уже лежало у него в кармане. Друг прошел мимо и ловко подложил ему эту неприметную вещичку, а Годелот и не заметил. Все же полковник прав: порой он сущий осел.

Кто же из сотен толпившихся кругом людей прятал Пеппо за своим обликом? В памяти невольно всплыл суетливый монах в глухом клобуке, тершийся у него за спиной, пока Годелот едва не отдавил ему ногу.

Конечно, мой полковник, вы выдумали весь этот бред о Терезии. Вы просто уже покопались в моих карманах. А самолично повредить восковые печати не рискнули. Но каков хитрец чертов Пеппо! Что может быть естественнее в кармане военного, чем ладанка с именем матери?

Сломав воск, Годелот развернул свиток. Внутри, тщательно завернутый в библейскую страницу, лежал простой лист бумаги, исписанный четким размашистым почерком. Строчки по-прежнему пестрели кляксами, там и сям набегали друг на друга, но шельмец явно поднаторел в искусстве владения пером. Даже начал иногда пользоваться запятыми, хотя раньше только кривился, слыша о них. Письмо же гласило:

«Лотте, дружище. Прости что не показываюсь на глаза. Я боюсь снова навлечь на тебя беду. В воскресенье за тобой следил какой-то олух в монашьей рясе.

Брат, не серчай, но я вскрыл твой