Читать книгу "Преследуя Аделайн - Х. Д. Карлтон"

class="p1">Остановившись, она поднимает его с пола и кладет на остров. И тут я замечаю, что это странный конверт. Он чертовски толстый, как будто до краев набит бумагами или чем-то еще.

Брови опускаются в замешательстве, я протягиваю руку и выхватываю плотную бумагу. Заметив выражение моего лица, Дайя возвращает свое внимание ко мне.

— Что это?

Мой адрес написан от руки, но обратного адреса нет.

— Я не знаю, — бормочу я, глядя на конверт, как на бомбу. Я не могу объяснить, что именно я чувствую, но в глубине моего живота поселилась тревога.

Осторожно открываю крышку, беру толстую пачку бумаг и выкладываю их наружу. Но это не просто бумаги. Выпадают десятки фотографий, а также выветрившаяся записка.

Мы с Дайей смотрим друг на друга, наши глаза встречаются с взаимным замешательством и трепетом.

Сначала я беру фотографии, сразу же узнавая на них более молодую версию Джиджи. На большинстве из них ее улыбающиеся красные губы смотрят на меня, и на всех фотографиях преобладает один и тот же мужчина.

— Кто это? — бормочу я, не ожидая в данный момент никакого реального ответа. Я не узнаю этого человека. Он не изображен ни на одной из фотографий, которые висели на стене, когда я въехала в дом.

Когда я отремонтировала дом, я решила убрать их все. Я решила, что они достаточно осудили меня после фиаско с Грейсоном.

Зед трахал меня в том коридоре прошлой ночью — это было так далеко, как мы продвинулись, прежде чем он прижал меня к стене и взял меня сзади. Когда мы с Зедом вышли из спальни сегодня утром, мы оба обнаружили, что я впечатала ногти в краску. Это было моей единственной опорой, когда его рука крепко схватила меня за волосы, откинула мое тело назад и использовала их как веревку, пока он трахал меня до беспамятства. Я потеряла сознание после оргазма, и он был вынужден трахать меня на ковре, прямо посреди коридора.

Я никогда не посмотрю на это место на ковре или на стене так же.

Так что я могу только представить, насколько осуждающими будут их застывшие глаза после того, как они не только увидят, как их потомка на этот раз действительно изнасиловали, да еще и ее преследователь.

Слава богу, я их убрала.

— На обратной стороне что-нибудь написано? — спрашивает Дайя, сама перевернув несколько фотографий, чтобы посмотреть. Я переворачиваю свою и вижу написанную дату.

8 января 1944 года.

За несколько месяцев до того, как Джиджи начала писать о своем преследователе.

На фотографии — Джиджи, ярко улыбающаяся в камеру, ее волосы уложены в локоны, которые можно было увидеть только в 40-х годах. Рядом с ней незнакомый мужчина свободно обхватил ее рукой, на его лице легкая ухмылка. Что-то в нем кажется знакомым, но я не могу определить, что именно.

— Здесь нет имен, — замечаю я, перелистывая еще несколько фотографий. Все с датами, но ни одна не раскрывает личность человека.

Мы раскладываем фотографии и располагаем их в хронологическом порядке. Последняя фотография сделана за две недели до ее смерти.

Джиджи, кажется, свернулась калачиком, сгорбившись, держа в руках бокал с вином. Ее улыбка натянута, а загадочный мужчина стоит рядом с ней и смотрит на нее, нахмурив брови. В этот момент она уже боялась за свою жизнь.

Но от мужчины на фотографиях или от кого-то другого?

Затем я беру в руки потрепанное письмо. Оно адресовано Джиджи.

«Моей Женевьеве,

Мне больно писать это письмо. Я сижу здесь и скорблю. О том, что могло бы быть. О том, что могло бы быть, но ты отказываешься видеть.

Я любил тебя с того момента, как увидел, Женевьева. Я любил тебя, хотя ты вышла замуж за другого. И теперь, когда я знаю, что ты отдалась другому мужчине — мужчине, который не я, — моя любовь все еще не угасла.

Я так долго ждал тебя, а теперь еще один встал между нами. Помешал мне принять тебя как свою.

Почему ты настаиваешь на том, чтобы сделать это со мной? С нами?

Это мучает меня. Не дает мне спать по ночам. Единственное, о чем я могу думать, это вычеркнуть тебя из своей жизни, чтобы положить конец этим страданиям. Навсегда.

Искренне,

Твоя настоящая любовь»

— Что за хрень я только что прочитала? — спрашиваю я напряженным шепотом. Дайя читает через мое плечо, и когда я оглядываюсь на нее, ее широко раскрытые глаза смотрят на меня, горящие растерянностью и беспокойством.

— Это звучало зловеще. Угрожающе, — говорит она, ее зеленые глаза смотрят на письмо, словно это проклятие, написанное на бумаге.

Я рассеянно киваю, откладываю записку и снова перебираю фотографии. Ищу подсказки, кем может быть этот человек.

Но их нет.

— Он выглядит таким знакомым, — бормочу я, изучая другую фотографию. Похоже, они на какой-то вечеринке. Изображение черно-белое, поэтому я не могу определить цвет платья, только то, что оно темного оттенка. Драгоценности украшают концы рукавов и воротник платья. И, конечно, мне не нужно, чтобы фотография была цветной, чтобы понять, что она пользуется красной помадой.

Рука мужчины лежит высоко на ее бедре. То, как он прижимает ее к себе, кажется почти собственническим. Властным.

Я никогда в жизни не встречала этого человека, но знаю, что он чертов ублюдок, на это я могу поставить деньги.

И судя по натянутой улыбке на лице Джиджи и сужению вокруг ее глаз, моя прабабушка явно тоже так думает.

— Подожди, дай мне сделать фотографии и загрузить их на компьютер. Я могу сделать обратный поиск изображений.

Я смотрю, как она делает свое дело, ее брови прищурены от сосредоточенности. Через несколько минут она поворачивает ноутбук ко мне и внимательно смотрит на меня.

— Отец Марка. Вот кто на всех этих фотографиях.

Мои глаза переходят на ее глаза, а сердцебиение учащается.

— Ты думаешь о том же, о чем и я? — спрашиваю я.

— Что, лучший друг твоего прадеда мог быть влюблен в Джиджи и убить ее, когда узнал, что у нее роман с чужим мужчиной? — резюмирует она, выхватывая эти мысли из моей головы.

Она вздыхает и смотрит вниз на фотографии.

— Я не знаю. Это слишком большой вывод, чтобы сделать его на основании нескольких жутких фотографий и записки. Хотя в записке и есть угрожающий тон, этого, конечно, недостаточно, чтобы обвинить его в убийстве.

Я киваю, думая о том же. Что-то в этих фотографиях меня настораживает и вызывает мурашки по позвоночнику. Как бы я ни возмущалась дневником Джиджи и тем,