Читать книгу "Ратные подвиги простаков - Андрей Никитович Новиков"

по его мнению, кирпичи, думая отругать нерадивых носильщиков, но, взобравшись на вершину, он немного оторопел: носильщики так же разом сбрасывали кирпичи, и кирпичи не разбивались: оказалось, что в этом деле была проявлена искусность, и кирпичи, падая на ребро, не разбивались…

…Прохор Матвеевич, обуянный каким-то предчувствием, последовал за Марком наверх, но взбирался он дробным шагом, делая соответствующие передышки на обширных площадках, служивших раньше местом для складки кирпичей.

Марк и Прохор Матвеевич встретились на вершине и обоюдно стали наблюдать за работой отдельных мастеров-каменщиков.

Глаза Марка поверхностно скользили за проворством рук каменщиков, цеплявших мастерком известково-алебастровый состав и обмокавших концы очередных кирпичей в натуральной воде. Марк предполагал, что строительство зависит от проворства рук, чему и радовался.

Прохор же Матвеевич проникал специально в кладку, наблюдая за плотностью пригнанных кирпичей и четкостью рубца, вырезаемого острием треугольного мастерка. Не одобряя строительства металлургического гиганта, Прохор Матвеевич все же предпочитал основательную прочность.

Прохор Матвеевич окинул взором территорию, на которой воздвигались корпуса, и нашел ее весьма обширной. Он припомнил, что однажды им была совершена прогулка по очерченной границе территории металлургического гиганта и обход продолжался около трех часов. Он еще тогда догадался о величине территории, и грандиозность большевистского сооружения и смелость планового размаха будто бы поразили его.

Будучи косвенным образом причастен к составлению проектов, Прохор Матвеевич каждодневно обозревал план гиганта, лежащий на письменном столе Марка. Там, на плане, залегли незначительные чертежи нескольких продолговатых полосок, исходящих от главных укрупненных фасадов, однако чертежи измерялись масштабами, и Прохор Матвеевич не предполагал, чтобы сантиметр по своей длине равнялся натуральному километру…

Но вместо черточек на бумаге на пустыре залегли ребровые громадины — торчавшие рельсами, были опутаны сетью проволок и опоясаны этажами лесов, воздвигнутых на время окончательной отработки стен.

За окраинами построек начинался горизонт, что подтверждало грандиозность сооружений, и Прохор Матвеевич сокрушенно вздохнул, не зная, каким родом можно управлять предприятием, представлявшим по своей территориальной величине дореволюционный уездный город…

Прохор Матвеевич, стоя на вершине на одной из площадок сооружения, вспомнил о словах Бричкина, и сомнение одолевало его. «Металлургия будет, а хлеба нет», — думал он, подтверждая собственным мнением слова того отъявленного чужака.

Прохор Матвеевич вздохнул, предпочитая снова металлургическому гиганту дробинский комбинированный проект. Дробина Прохор Матвеевич не встречал на постройках, ибо строптивый инженер после провала проекта отрешился от практических дел, обрел тихий кабинет в учрежденческих недрах. Дробина заменили десятки молодых инженеров, которые форменной инженерской фуражке предпочли кепи, а обычной дробнинской молчаливости — общительность.

Прохор Матвеевич смотрел вдаль, проникая мыслями за горизонт, где, по его мнению, пасется обширное скотское наличие. Ему показалось, что строится все же не металлургический гигант, а дробинский Комбинат общественного благоустройства, и скотское наличие, превращенное оным в закопченные окорока ветчины, лезло непосредственно в его, соковский, рот.

Прохор Матвеевич позевал и будто бы что-то вкусное проглотил. Однако это была ошибка: перед ним стоял Марк, а не окорок ветчины, от мысленной услады которого он только что позевал.

Перед Соковым натурально стоял Марк, только что обежавший кругом по вершине стен сооружения и прибывший снова на то же место, где оставался Прохор Матвеевич.

Взгляд Марка оказался холодным, воля напряженной, а глаза задумчивыми. Прохор Матвеевич догадался, что между ними должно что-то произойти, а что — он не догадывался. Прохору Матвеевичу казалась, что от суровой озабоченности Марка он, Соков, полетит с вершины, и у него от предстоящего полета закружилась голова. Но ничего подобного не случилось: Марк стоял перед ним молча, будто бы что-то от него ожидая.

— Тебе, Марк, что-либо нужно от меня? — тихо спросил Прохор Матвеевич.

— Мне? — удивился Марк, и голос его показался Прохору Матвеевичу ледяным. — Мне, Прохор, от тебя будто бы ничего не надо: все, что твое, оно для меня чуждое…

— Ты говоришь «чуждое»? — произнес Прохор. — Ага, тогда давай немного потолкуем…

— Толкуй! — воскликнул Марк и прислонился к подпорочному столбу.

— Ты, Марк, проник сознанием в нуждаемость низового человека? — вопросил Прохор Матвеевич и, осторожно посмотрев на Марка, продолжал: — Если проник сознанием, то тебе известно, что низовому человеку нужна пуговица к штанам, а не трактор. Земля наша плодами обильна, даром что возделывалась она сохою.

Марк, как ужаленный, отскочил от подпорочного столба и, подбоченившись, потряс головой.

— Продолжай дальше, философ от урыльника!

Прохор Матвеевич мелко задрожал, напугавшись точности марковского определения.

— Я, от урыльника? — переспросил он.

— Да, Прохор, ты философ от урыльника. Ты полагаешь, что стоишь на какой-то особой тропе. Но и эта тропа стала непроходимой для тебя: она заросла бурьяном. Ты только сейчас сказал, что земля наша обильна рождаемостью, даром что она возделывается сохою. Нет, гражданин хороший, это не так: земля наша, правда, сочная, но, сочилась от неудовлетворенности. Но мы, Прохор, большевики. Мы добьемся, чтобы земля не сочилась зря, и добьемся мы этого с большевистской настойчивостью железом и сталью. Мы строим орудия производства, чтобы оплодотворить землю, тогда как твой потребительский спрос есть спрос на ночные горшки…

Марк окончание диалога произнес с хохотом и, круто повернувшись, сбежал вниз по настилочному помосту.

Прохор Матвеевич побрел вслед за Марком, но уменьшенным шагом: он почувствовал, что Марк будто бы в действительности обдал его нечистью из помойного горшка. Он догадался, что его дружба с Марком была потерянной навсегда.

…Сойдя с возвышенности, Прохор Матвеевич оказался среди людей, не понимая, откуда появилось такое количество оных. Он знал, что это люди, оторванные от родных мест, где по каждому из них трепещет сердце либо матери, либо жены.

Придерживаясь принципа произвольного сглаживания классовых противоречий, Прохор Матвеевич проникся жалостью к семьям бродящих по строительству людей и, проходя, наклонил голову для соответствующего приветствия. Люди не приметили его поклона, и Прохор Матвеевич, удаляясь, стыдливо опустил голову.

Прохор Матвеевич направлялся в Комбинат общественного благоустройства, но по дороге его остановил директор подведомственной ему колбасной фабрики.

— Дело швах, товарищ Соков: полная недохватка колбасы…

Прохор Матвеевич промолчал, и колбасный директор не понял, сокрушается ли его начальник недохваткой колбасы или же чем другим.

— Скажу прямо: где такую ораву прокормить! — заключил колбасный специалист.

О затруднениях на колбасном рынка Прохор Матвеевич знал по ежедневным рапортам, и напоминал об этом колбасный специалист только для начала общего разговора. Колбасный спец оказался любителем частного разговора, и тысячи людей, прибывших на сезон, он называл лишними ртами города, неведомо откуда-то налетевшей саранчой.

Прохор Матвеевич соглашался с этим определением, ибо и ему было известно, что по утрам с фабрики увозили колбасу в горячем виде, и тысячи людей, занимавшихся физическим трудом, поглощали ее и