Читать книгу "Земные радости - Филиппа Грегори"

Элизабет улыбнулась.

— Король — собачонка? Ты выражаешься прямо как Джей!

Традескант натянул ночной колпак.

— Глаза короля следуют за ней по комнате, а когда он следит за ней, она ни на секунду не расслабляется. Постоянно играет роль очаровательной женщины. — Кряхтя от удовольствия, он подтянул одеяло повыше и откровенно добавил: — Я рехнусь от нее!

Элизабет села в постели и укутала плечи мужа одеялом и простыней.

— Ночи становятся все короче. В твоем доме в Отлендсе тепло?

— Конечно, — кивнул Джон. — Мы с шелковичными червями живем как короли. Вокруг их домика установлено восемь печек, и все тепло идет ко мне. По сравнению с моими червями ты просто ледышка.

Элизабет фыркнула, ничуть не обиженная.

— Король был печальным ребенком, — продолжал Джон, возвращаясь к прежней теме. — Иногда я видел его в Хэтфилде. У родителей не было для него времени. Никто не думал, что он вообще когда-нибудь станет королем, никто о нем и не беспокоился, ведь у него был такой здоровый и сильный брат. Поговаривали даже, что Карл долго не проживет. Он обожал своих старших брата и сестру, а получилось, что брат умер, а сестру отослали подальше. И только когда милорд герцог стал его другом, он обрел кого-то, кого смог полюбить.

— А потом Бекингем тоже умер, — вздохнула Элизабет.

Традескант склонил голову.

— Упокой, Господи, его душу. Теперь у Карла осталась только жена, а он для нее единственный настоящий друг, в нем она полностью уверена. Все остальные надеются либо что-то от нее получить, либо через нее добиться милостей от короля. Наверное, они очень одиноки.

— Неужели они не могут жить поскромнее? — удивилась Элизабет, как всегда практичная. — И если они окружены прихлебателями и льстецами, от которых ничего хорошего ждать не приходится, почему они не избавятся от них? Почему бы им не проводить время со своими детьми? Почему бы не поискать людей, которые заботятся о собственной совести, которые не стремятся поживиться за чей-то счет, не будут льстить им? Бог его знает, ведь в последнем парламенте было достаточно принципиальных людей, и король часто с ними встречался.

— Цена, которую приходится платить королю, — это потеря здравого смысла, — заметил Джон. — Это часто встречается у королей и у прочих важных лиц. Им лгут так много и сладко, что они теряют чувство реальности. На язык им кладут так много сахара и меда, что их уже тошнит, но они не могут попросить хлеба с сыром.

— Бедняжки, — отозвалась Элизабет с веселой иронией.

— И в самом деле бедняжки, — согласился Джон, вспомнив своего герцога, который скончался без друзей и был похоронен ночью втайне.

ЗИМА 1632/33 ГОДА

Джейн неважно себя чувствовала. Она быстро уставала и потеряла аппетит. Минуло Рождество, но ей не стало лучше. Когда первым крещенским утром Фрэнсис вбежала в спальню родителей, она увидела, что мать совершенно бледна и разбита.

— Может, позвать доктора? — встревожилась Элизабет за завтраком.

— Она хочет поехать к родителям и побыть там несколько дней, — ответил Джей. — Я отвезу ее завтра в фургоне.

— Оставь Фрэнсис здесь, — попросил Джон. — Ты останешься с дедушкой, Фрэнсис?

Ему были видны только копна золотисто-каштановых кудряшек и две запятые вопросительно изогнутых бровей.

Девочка тут же подскочила на месте и воскликнула:

— Да! Мы будем делать всякие штуки.

— Какие штуки? — с опаской осведомился Джон.

— Большие штуки, — зловеще пояснила внучка.

— Я переночую у Хертов и вернусь на следующий день, — сообщил Джей. — Заеду заодно в доки, вдруг будет что-нибудь интересное, прихвачу на обратной дороге.

— Приготовлю для вас еду с собой. — Элизабет встала из-за стола. — Пойдем, Фрэнсис, поможешь мне. Загляни в кладовую и выбери корзинку со сливами для бабушки Херт.

Джон не уходил в сад, пока не проводил Джейн. У фургона во дворе он удостоверился, что она устроилась надежно и удобно и что весь ее багаж на месте.

— Ты скоро вернешься, — пообещал он, охваченный внезапным беспокойством.

Она выглядела измученной, но все-таки улыбнулась такой знакомой улыбкой.

— А вот и нет, останусь с мамочкой и расскажу ей, что вы тут били меня и заставляли работать.

— Ты очень дорога нам, — произнес Традескант хрипло. — Не нравится мне, что ты такая бледная.

Она наклонилась к свекру и прошептала ему на ухо:

— Думаю, у моей болезни есть очень важная причина. Очень важная. Мужу я еще не говорила, поэтому пока молчите.

Он даже не сразу сообразил, о чем речь. Но тут же отступил назад и широко улыбнулся.

— Сэр Джон Традескант из Ламбета?

— Сам сэр Джон Традескант, — подтвердила Джейн.

ЛЕТО 1633 ГОДА

На сей раз беременность для Джейн протекала легко, а для ее мужа легко протекала работа во дворце, потому что в мае король покинул Англию и отправился в грандиозную поездку на север.

— Из англичан он уже высосал все похвалы, какие только мог, — мрачно изрек Джей. — Теперь помчался к бедным шотландцам заставить их плясать под свою дудку.

Джейн кивнула. Стоял теплый июньский вечер. Она сидела на террасе и шила одежки для младенца. Традескант был поблизости.

— Ты слышал о его путешествии? — спросила Джейн.

Джей кивнул.

— Кортеж двигается по северной дороге. Король катается верхом, охотится. Везде, где он останавливается, организуют праздники, рыцарские турниры и процессии. Он видит, как страна приветствует его, и думает, что все хорошо.

— А разве не так? — Джейн нежно положила руку на мягкий выпуклый живот. — Парламент распущен, страна живет в мире. Может, таких, как ты, недовольных королем, совсем немного, а, Джей?

Тот пожал плечами.

— Откуда мне знать? Когда я встречаюсь с разными людьми, с бродячими проповедниками, они рассказывают, что людей арестовывают за необдуманные слова, за жалобы на несправедливые налоги. Известно, что в городе больше католиков, чем когда-либо, и что им позволено слушать мессу в самом центре государства. Я знаю, что лучшие друзья короля — католики, и его жена католичка, и крестные его ребенка тоже католики. И наш собственный викарий в Ламбете не в ладах с Уильямом Лаудом, новым архиепископом Кентерберийским, который уже стал епископом везде, где только возможно. Но ты права, против никто не выступает. Может, я такой один.