Читать книгу "Дикие цветы - Хэрриет Эванс"

– Ах, тетя. Да, вижу. Они очень похожи.

– Вы так думаете?

– Конечно, – ответил любезный викарий. Он взял фотографию и перевернул ее. – Посмотрите. На обороте написано: «Дикие Цветы, Энт и Дина, 1942 год». Как интересно!

– Дина Уайлд – это она. Хотя на самом деле она была его двоюродной бабушкой, – добавила Корд, но в то же время подумала: какое это имеет значение? Разве так уж важны семейные титулы, если кто-то любит и любим в ответ?

– Что ж, буду ждать вас у себя. Как-нибудь заскакивайте и посмотрите.

– Да, спасибо. Я планирую приезжать сюда на выходные, и мой брат, и мои племянницы тоже. Мы все любим это место. Правда, в ближайшее время я скорее всего не выберусь. – Она прервалась, но через секунду добавила:

– Буду работать.

И это было так странно – снова произносить это слово.

– Да, конечно, – согласился викарий неожиданно горячо. – Я не хотел докучать вам этим… Мы с женой слышали, как вы исполняли арию Дидоны в прошлом месяце на фестивале в Бате. Вы были великолепны.

– О, прошу вас… – начала Корд, привыкшая за двадцать лет ощущать укол огорчения каждый раз, когда кто-то говорил о том, как она поет, но потом остановилась и вспомнила. Операция сработала. Она снова вернулась в строй. Конечно, было бы слишком напыщенно говорить, что она Нашла Свой Голос, как гласили заголовки многочисленных газетных статей о ее возвращении к выступлению. Просто предыдущая травма была частично исправлена операцией, в ходе которой двое мужчин в белых халатах разговаривали с ней и делали надрезы на ее горле, и через три дня она снова могла петь, а через месяц ее голос зазвучал лучше, чем долгие годы ранее. Так что все получилось благодаря науке – жаль только, что наука не могла решить другие ее проблемы.

– Вы пели так возвышенно, – продолжал преподобный Джеймс. – Это лучшее исполнение, которое мы когда-либо слышали. Мы специально приехали из Дорсета на этот концерт. Видите ли, я был на Променадах именно в тот сезон и часто раздумывал о том, что мне выпала большая честь присутствовать на представлении в начале вашей карьеры. Мы с женой оба думали об этом, Эллисон и я. Исключительная привилегия.

Кончик его носа порозовел. Он неловко улыбнулся.

– Большое спасибо вам, викарий. Но операцию провели только четыре месяца назад, и я все еще не совсем вернулась туда, где мне хотелось бы быть.

– И все же, моя дорогая, для меня было большой честью услышать, как вы снова поете, – сказал преподобный Джеймс. – Обязательно удостойте меня визитом. – Едва уловимо дотронувшись до ее руки и слегка кивнув в манере викариев королевской семьи, он неспешно направился к другим гостям.

Корд отвернулась, чтобы поймать солнце, только начинающее заходить, янтарная и бледно-золотая рябь струилась по небу. Пожилая гостья, одна из помощниц Алтеи в Хартман-Холле, тоже нуждалась в ее внимании, желая расспросить о пении, и Корд вежливо ответила на все вопросы, усадив ее в кресло и принеся ей бокал вина.

Вернувшись со стаканом, она увидела Айрис на ступеньках крыльца – она беседовала с каким-то пожилым человеком. Корд положила руку на плечо племянницы.

– Как дела, Айрис, дорогая? – нежно спросила она, и племянница улыбнулась ей такой знакомой улыбкой, что у Корд захватило дыхание. – Прекрасная вечеринка, не так ли?

Айрис слегка удивленно посмотрела на нее.

– Да, конечно, тетя Корд, могу я вас кое-кому представить? Это старый друг папы-тот, кто сейчас живет в подвале. Никак не могу вспомнить, знакомы вы с ним или нет. Хэмиш? Хэмиш Лоутер?

«Да вы издеваетесь!» – подумала Корд, оглядываясь в поисках брата, чтобы выразить ему свое негодование. Но Бена нигде не было видно, и поэтому она пожала протянутую ей руку.

– Хэмиш Лоутер, значит? Ну, здравствуй! – сказала она.

– И ты здравствуй.

Хэмиш сжал маленькую ладонь Корд обеими руками и посмотрел ей в глаза. Он, безусловно, стал старше, и светловолосая красота его юности превратилась в седину. Стройность фигуры тоже исчезла, он стал плотнее, плечи расширились, а лицо покрыли морщины. Впрочем, Хэмиш все равно не выглядел стариком – скорее, мужчиной среднего возраста. Его темно-серые глаза улыбались ей, пока он держал ее за руку.

– Корделия, – сказал он своим низким, великолепным голосом. – Я очень рад тебя видеть.

Ее кожу снова стало покалывать – старый инстинкт проснулся и сообщал, что опасность близка, но она с большим усилием проигнорировала сигнал. Она широко улыбнулась Хэмишу, неожиданно заметив, что никак не может перестать улыбаться.

– Что, во имя всего святого?…

Он перебил ее, наклонившись ближе.

– Слушай, прежде чем ты разозлишься на меня-твоя мама хотела, чтобы я приехал, и была довольно настойчива. Видимо, она дала Бену список людей, в ином случаея бы не пришел, обещаю…

Корд разрывалась между желанием хохотать над комичностью его очевидного страха расстроить ее и печалью. «Я действительно постаралась, отталкивая его», – подумала она.

Она вспомнила обо всех мужчинах, от которых сбежала, запутавшись. Вот как она всегда воспринимала отношения – паутина, ловушка, западня, из которой нет выхода. Она посмотрела на Хэмиша – их пальцы все еще соприкасались.

– Но мне приятно тебя видеть! Мама любила тебя. Спасибо, что приехал. Я правда рада, что ты здесь.

– И я рад. Это так странно – снова оказаться тут.

– Знаю. Но ты привыкнешь. – Она огляделась вокруг: китайские фонарики мягко светились, а солнце продолжало погружаться в расплавленное серебро моря. – Если мне не изменяет память, у тебя есть дочь. Как у нее дела?

– У Амабель все хорошо, спасибо. Она готовится стать оптиком.

– Оптиком?

– Я знаю, – сказал Хэмиш. – Настоящая работа. Я так горжусь ею.

– Это великолепно-но, Хэмиш, сколько ей лет? Разве ей не двенадцать?

– Ей двадцать пять, Корди.

– Иисусе, – вырвалось у Корд. – Извини. Значит, она не захотела стать актрисой…

Все еще держа ее за руку, Хэмиш покачал головой.

– Нет. И я тоже считаю, что это глупое занятие. Никакой уверенности в завтрашнем дне. Так можно и с ума сойти.

– Ты бросил актерство, не так ли? Полагаю, ты теперь просто скромный бухгалтер, фанат Шарля Трене, живущий в подвале у Бена?

– Да, – ответил он, улыбаясь. – На следующей неделе у меня даже интервью на радио. Похоже, я единственный известный науке актер, ставший бухгалтером. Они хотят знать, что со мной не так и почему в принципе кто-то способен бросить такую работу.

– Ты добился успеха, вот они и интересуются.

– Но я не хотел этой жизни. Я не был собой. – Он сжал челюсти. – Это тяжело объяснить.

– Я могу понять, почему ты так сделал. – Она взглянула на их переплетенные пальцы. – Правда могу.