Читать книгу "Ибсен. Путь художника - Бьерн Хеммер"

Но Рубек не хочет признавать этого. В свой последний час он отказывается верить, что их юношеская страсть угасла. Он не видит, как сильно изменилась Ирена: «Будь кем хочешь! Для меня ты та женщина, о которой я мечтал!» (4: 483, курсив автора). Яснее не скажешь — и Рубек остается верен своим словам. Он провозглашает себя свободным. Он знает, что только Ирена может пробудить в нем художника. Более того — она и есть тот художник, который в нем живет. Лишь она способна «дополнить» его, чтобы он — вместе с нею — вновь мог почувствовать себя самим собой.

Способность преобразовать реальное в идеальный мир — в этом привилегия художника и его свобода. Но в этом заключается и опасность для него. Рубек хорошо знает, что художнику необходимо дистанцироваться от действительности. Кроме того, занимаясь искусством, он вынужден приносить в жертву свою реальную жизнь. Искусство требует полной самоотдачи, и это требование абсолютно. Когда Рубек и Ирена выбирают путь к воображаемому миру искусства, стихии природы вокруг них бушуют и грозят им гибелью. Вновь мы видим, что творческая сила неразрывно связана с разрушительным началом.

В своем мире художник сам себе и бог, и дьявол. Он может по-своему осуществить восстание из мертвых, а может искушать людей и вводить их в заблуждение. В искусстве он так же властвует над временем, как в реальности время властвует над ним. В этом воображаемом мире Рубека Ирена вновь чувствует себя юной, хотя и сознаёт, что свою реальную жизнь они загубили. Это драма о могуществе художника и о его бессилии — бессилии перед действительностью. В этой драме изображена жизнь художника в искусстве. Быть художником значит также быть в каком-то смысле ущербным для реальной жизни. Мы не знаем, отразился ли тут горький опыт самого Ибсена. Возможно, правильнее считать эту драму выражением взглядов Ибсена на творческую деятельность вообще.

Ницше в «Ecce Homo» (1888–1908) утверждал, что настоящий художник черпает вдохновение исключительно из себя самого, — настолько, что впоследствии стремится избавиться от власти своего творения. Вероятно, в этом есть доля правды, хотя такое обобщение может показаться преувеличенным. Но вряд ли есть основания полагать, что Ибсен относился к своей драме как к «автобиографии».

В пьесе есть ощущение горечи, осознание безвозвратно ушедшего времени и навсегда утраченного счастья. Но в целом это драма типично ибсеновская — с неодолимым стремлением к солнечному свету, к радости, к любви. Ибсен в молодости писал о «новом Адаме» как о воплощении человеческого благородства. Похожее мировоззрение он вложил в своего героя Рубека, который в молодые годы хотел изобразить чистую «Еву», пробуждающуюся к земной жизни. Эта Ева должна заново обрести себя «в высших, более свободных и радостных условиях бытия» — как «прекраснейшая, чистейшая, идеальнейшая из дочерей земли» (4: 447–448).

Восстание из мертвых Рубек, вероятно, намеревался представить как событие потустороннее, хотя в первоначальной скульптуре он изобразил скорее облагороженную земную жизнь. В окончательной версии его произведения земное выступает еще с большей силой. Дублируя произведение искусства в своей драме, Ибсен помещает восстание из мертвых в сугубо земной контекст. Для Ирены и Рубека это означает пробуждение к подлинной жизни и к счастью — в какой-то момент им кажется, что они вот-вот обретут его, пускай и один-единственный раз. Им больно думать о том, сколь многое они уже потеряли.

Драматический эпилог

Ибсен дал своей пьесе «Когда мы, мертвые, пробуждаемся» подзаголовок «Драматический эпилог». Пьеса и вправду явилась эпилогом всего творческого пути Ибсена — хотя это и не входило в его намерения. Когда в одной из датских газет промелькнуло мнение, что этой драмой Ибсен сказал свое последнее слово, последовало возражение самого автора. В интервью газете «Вердене Ганг», данном 12 декабря 1899 года, Ибсен сказал: «Нет, с концом здесь поторопились. Название „эпилог“ отнюдь не подразумевает мыслей о чем-либо подобном с моей стороны. Напишу ли я что-нибудь еще — это особый вопрос. Словом „эпилог“ я хотел сказать лишь то, что драма является как бы эпилогом к ряду моих драматических произведений, начиная с „Кукольного дома“ и завершая нынешним „Когда мы, мертвые, пробуждаемся“. Эта последняя драма основана на впечатлениях, которые я попытался воплотить в целом ряде пьес. Они составляют некую целостность, некое законченное единство. Если я впоследствии соберусь написать что-либо, то это будет нечто совсем иное, возможно, и в другой форме».

В то же время в письме своему французскому переводчику Морицу Прозору от 5 марта 1900 года Ибсен писал: «…Вы, в сущности, правы, что серия, закончившаяся эпилогом, собственно, началась „Строителем Сольнесом“» (4: 730). В самом деле — четыре данные пьесы связаны глубоким внутренним родством. И все же нам кажется, что Ибсен, выбирая подзаголовок, хотел подчеркнуть особенности именно этой драмы, вне ее связи с предыдущими.

Сначала он выбрал традиционный подзаголовок «драма» («Skuespil»). А первым названием пьесы было «Восстание из мертвых». Но слово «эпилог» довольно точно характеризует происходящее в драме. Речь идет об эпилоге к прошедшей жизни, которая для Ирены и Рубека обернулась лишь кратковременной «постлюдией». Выражаясь образно, эти двое героев уже мертвы. Лишь на краткий миг они пробуждаются к «жизни» и понимают все свои ошибки, пока вновь не попадают во власть разрушительных сил бытия. Осознанно выбирая иллюзорный мир искусства и его «свободу», они обретают слишком недолгое «пробуждение». Выбор героев можно воспринимать как бегство от действительности, но не как самообман. Как уже говорилось, Рубек и Ирена сознательно выбирают свой путь и проходят его до конца. Они выбирают свою версию эпилога— хотя знают, что он может оказаться только «эпизодом».

Эпилог: ПУТЬ ХУДОЖНИКА

Существует то, чего нет, а то, что есть, — не существует.

Юлиан в драме «Кесарь и Галилеянин»

Ибсен часто изображает человека существом творческим — его герои креативны по отношению к той действительности, которую считают своей. В этой книге, состоящей из отдельных глав-эссе, мы попытались, анализируя отдельные произведения и главные темы Ибсена, проследить тот путь, который он прошел как творец, как художник за пятьдесят лет творчества. В итоге получилась некая «биография внутреннего мира» драматурга. Трудно сказать, насколько в судьбах героев отразилась судьба их создателя, — притом это может проявляться по-разному.

В мире Ибсена мы встречаем людей, находящихся в разных жизненных ситуациях, но всем этим героям присуще глубокое чувство неудовлетворенности своей жизнью. Это чувство испытывает ибсеновский Юлиан, который говорит: «Существует то, чего нет, а то, что есть, — не существует». Героев Ибсена мучает тоска по несбыточному, отсутствие смысла в жизни, пустота. Это приводит их к разрыву со своим прошлым, к переменам. Они становятся «творцами» — хотя очень немногие из них являются художниками по роду занятий. Но все эти герои созданы воображением Ибсена, поэтому они в чем-то тождественны самому автору.