Читать книгу "Цицианов - Владимир Лапин"

Сочетанием переговоров и силовых мер Цицианову удалось добиться нормализации обстановки на Военно-Грузинской дороге. Он действительно был «грозой» горцев. Об этом свидетельствует курьезный факт: чтобы поднять боевой дух повстанцев, их предводители осенью 1804 года нашли убитого солдата, похожего на главнокомандующего, облачили его в нечто похожее на генеральский мундир и «воодушевляли» соратников видом поверженного врага. Против такого приема информационной войны генерал нашел простое и действенное средство: он пригласил представителей волнующихся аулов приехать и убедиться в собственном здравии[701]. В противостоянии с горцами Цицианов намеревался сначала действовать уговорами, а если таковые не помогут, то: «1) все башни сломать, 2) из всякой деревни дать аманата на своем содержании из лучших домов, и за всякую проказу доказанную посылать аманатов в Россию в солдаты или на заводы…»[702].

В начале 1805 года Цицианову вновь пришлось лично руководить боевыми действиями войск. Это видно из его письма В.Н. Зиновьеву от 29 января 1805 года: «Я был в осетинских горах с отрядом и вел там целый месяц войну, по необыкновению нашего войска к сего рода войне; но Бог милосердный без заслуг моих и тут мне показал свою благость и помог поселить страх в сих народах, разорявших несколько веков Карталинию, помог пройти к таким лесам, что, назад шедши, сам себе не верил и без Его святой помощи никогда бы пройти не мог»[703]. Горцы принесли повинную, но до их полного замирения было еще очень далеко.

«Извлечение из писем, полученных с Кавказской линии в июне—августе 1804 года», опубликованное во втором томе «Актов Кавказской Археографической комиссии», рисует картину непрекращающихся столкновений с горцами. Кабардинцы вырезали три поста на реке Малке, у Кислых вод и недалеко от Моздока. Погибло около девяноста человек рядовых казаков и офицеров. 9 октября 1805 года чеченцы недалеко от Владикавказа захватили армейский «порционный» скот и убили нескольких нижних чинов[704]. Не унимались и жители высокогорных районов Грузии, издавна считавшие имущество соотечественников, живущих в долинах, своей законной добычей. Хевсуры, имевшие реноме самых храбрых воинов, в ответ на угрозу из Тифлиса сами сделали воинственное заявление. 24 мая 1803 года душетский капитан-исправник поручик Старосветский прислал Цицианову следующий рапорт: «Жители селений, при Арагве лежащих, жаловались мне, что пшавы и хевсуры угоняют у них лошадей, скот, овец и ограбляют людей, и из селения Ако, Хевечри, Верди и Кавкава, вымыслив, что им следует за кровь дедов их от селения Жинваль, присылали к нацвалу, чтобы прислать плату, а буде прислано не будет, то всё селение они разорят, против чего из селения отозвались, что они не знают, следует ли им платить за кровь дедов их, и теперь российские подданные, и надеются, что россиянами не попущены будут на истребление и разорение; но оные хевсуры выхвалялись, что тех кровью, у которых у одеяния обрезаны полы и на заде разрезано, подкрасят довольно Арагву»[705].

Не затихали бои и на Кубани. Вот типичные «кавказские будни» начала XIX столетия: «7 апреля 1804 года кабардинцы наехали днем к посту Есентуцкому, находившемуся на половине дороги от Константиногорска к Кисловодскому укреплению. Сначала в малом числе вступили они в перестрелку со сторожевыми казаками Донского полковника Кошкина полка, которых тогда было 8 человек при офицере; потом неприятелей собралось из разных мест до ста человек. Казаки, видя превосходное их число, спешась, из-за лошадей отражали их. Кабардинцы же, увидев приближающихся казаков на помощь из других притонов, тотчас обратились в бегство; их преследовали, но бесполезно — догнать никак не могли. При этой перестрелке убито 2, ранено 4; со стороны неприятеля убито 2, ранено несколько. Через три дня 1 мая партия чеченцев, состоявшая из 20 человек, утром очень рано отогнала рогатый скот и табуны лошадиные на противной стороне реки Терека от деревни князя Бековича. Известясь об этом, Моздокский комендант полковник Протопопов послал в погоню 70 человек Кубанского казачьего полка при офицере. Они в довольно большом расстоянии догнали врагов и отбили весь рогатый скот, ведя с ними перестрелку. При этом были ранены три, с противной же стороны убито 4, ранено несколько. В ночи с 10 на 11-е того же месяца трое кабардинца, подкравшись к пикету, стоявшему за рекой Малкой, сделали выстрел по часовому. Донского Кутейникова полка урядник Щепакин, находившийся на том посту, с 10-ю вооруженными казаками пустился преследовать неприятеля, и, гнавшись около 20 верст, неожиданно на реке наткнулся на партию кабардинцев, составлявшую около ста человек, которые тотчас отрезали казаков и открыли стрельбу. Урядник, сколько ни защищался, но видя превосходное их число, нашелся принужденным отъехать и, спешась, засел в лесу и тем спасся от большой потери. При этом убито казаков 2, а у неприятелей — 1»[706].

В хронике Кавказской войны период Цицианова занимает скромное место — всего три с половиной года из полуторавекового противостояния мощнейшей империи и конгломерата вольных обществ и феодальных политических структур. Не выглядит значительным и география походов против горцев, которые совершались под его руководством. Однако значимость события, как известно, далеко не всегда определяется временем и пространством. Цицианов по-новому стал разговаривать с местными владыками и горскими старшинами. До него русские приходили и уходили, не отличаясь в этом смысле от завоевателей, которых не раз видели тамошние горы. Теперь русские пришли и остались. Мало того, они стали требовать от местных жителей соблюдения новых правил, многие из которых никак не вязались с основами их представлений о мировом устройстве. Это было начало нового этапа присоединения Кавказа, процесса, сыгравшего огромную роль в изменении политической карты Черноморского и Каспийского регионов.

Глава пятая.
ПЕРСИДСКАЯ ВОЙНА

Победоносные российские орлы парят над башнями Ганджи…

П.Д. Цицианов

Если о неизбежности некоторых войн упорно спорили их участники и современники, оставляя этот спор в наследство историкам, то относительно неотвратимости вооруженного столкновения России и Персии в начале XIX столетия никаких сомнений не возникало ни в царствование Александра I, ни впоследствии. Включение Грузии в состав Российской империи коренным образом меняло политическую обстановку на Кавказе, причем в значительной степени это происходило за счет ущемления интересов Ирана. В Тегеране знали о военном могуществе северного соседа, но, как уже говорилось, шах и его окружение полагали, что присоединение Грузии — одно из тех «пришествий», которые уже случались в прошлом с последующим восстановлением «статус-кво». При всей удаленности персидской столицы от столиц европейских в ней имели представление о ситуации в Старом Свете и не без оснований полагали: у императора Александра I нет солдат для Закавказья, они нужны ему на западных границах. Шах не сомневался, что окончательное утверждение России в Грузии приведет к ослаблению и в конечном счете к потере персидского влияния в Дагестане, Армении и Азербайджане. Это же, в свою очередь, приведет к нежелательным последствиям в отношениях с Турецкой империей, будет стимулировать активность восточных врагов Ирана — афганцев и туркмен. Таким образом, вторжение персидских войск в Грузию являлось только делом времени. Но даже если бы по каким-то причинам этого в самом начале XIX столетия и не произошло, то войну начала бы Россия. Как мы помним, Эриванское и Гянджинское ханства считались «утраченной» частью государства Багратидов и потому подлежащими возврату добровольно или силой оружия. В 1803 году о таком подходе к историческому наследию Грузии Россия заявила «покорением» Джаро-Белоканской области, некогда подчинявшейся Тифлису. В Петербурге также не оставляли мысли установить контроль над прибрежными районами Дагестана и Азербайджана для обеспечения безопасности восточной торговли, тогда как в Тегеране считали Кубинское, Шемахинское, Талышское, Бакинское и Дербентское ханства «своими». Военные головы на основании имеющегося опыта и тогдашних стратегических представлений вынашивали планы установления южной российской границы по действительно удобному рубежу, который образовывали река Араке и Талышские горы. Любой из этих причин было достаточно, чтобы началась война.