Читать книгу "По ту сторону - Инга Андрианова"

— Нет, не могу, — ответила мать, — У меня подскочило давление.

— Я куплю тебе любые лекарства! Всего одна ночь! Я никогда к тебе не обращалась!

— Мне нужно домой, — отрезала мать, — Я плохо себя чувствую, — и не оглядываясь вышла за порог.

Ничего, — улыбнулась я, глядя в вытянутые лица домочадцев, — Прорвемся. Мне все равно не спать, так что возьму Малыша и побуду с Алисой. Малыш на руках не кричит, а значит, все смогут выспаться.

— А ты? — спросил Антон.

— Потом посплю, когда пройдет опасность.

Всю ночь я просидела над Алисой: на время сцеживания относила Малыша в кроватку и тихо качала ее ногой.

К утру Алисе стало лучше: отеки спали, а вслед за ними и температура.

Антон заглянул ровно в семь:

— Ну, как она?

— Еще слабенькая, но дышит ровно.

В дверях появилась свекровь:

— Иди, поспи. Я укачаю Малыша.

Я добралась до постели, с минуту покрутилась в поисках удобного положения, и провалилась в мягкий сон без горечи и грез.

Мать, как ни в чем не бывало, явилась к обеду.

— Ну, как дела? Как Алиса?

Ей никто не ответил: я отвернулась к плите, Элла Ильинична демонстративно вышла с кухни.

— Что это с Эллой? — удивилась мать, — Какая муха ее укусила?

— Этой мухой стал твой вчерашний демарш.

Мать усмехнулась цинично и едко:

— У нее что, никогда не бывает давления?

— Может и бывает, но не тогда, когда ребенку грозит опасность.

Мать пожала плечами:

— Насколько я понимаю, ничего с твоим ребенком не случилось.

— Какой облом! А ты ждала сенсации…

— Ну, раз я больше не нужна, — вздохнула мать, — пойду домой. Вам, я вижу, хорошо и без меня. Думаешь, я не заметила, как вы все тут окрысились? С самого роддома не даете мне ребенка. Элла оттирает меня своим толстым задом, а ты не можешь защитить родную мать. Ладно, живите как хотите! Понадоблюсь — придете! — и тоном партийного работника добавила, — Алиска пусть звонит мне каждый день. Буду жива, схожу с ней погулять.

— Слушаюсь, — я взметнула руку к несуществующему козырьку и вернулась к плите.

Стойкий иммунитет плюс многолетняя практика, привычка утирать плевки, прощать и делать вид, что мне не больно — вот формула, спасавшая от слез, дававшая силы терпеть все мамашины козни и выходки, а рождение Малыша, недосып и усталость сделали меня невосприимчивой к новым укусам. Любовь к детям оказалась важнее комфортных отношений, мира любой ценой, вечных натужных компромиссов и попыток стать для нее, наконец, хорошей дочерью. Теперь приоритеты сместились в сторону семьи, ведь на моих руках росли два маленьких чуда, рядом с которыми было тепло и спокойно, для которых я берегла и силы свои, и чувства.

Антон и свекровь с индульгенцией не торопились. Их настороженность переросла в отчужденность, а следом — во враждебность. Так у моих детей стало одной бабушкой меньше.

Мать, конечно, не исчезла — она просто затаилась, выжидая удобного случая и занимаясь мелкой подрывной деятельностью. Алиса регулярно получала от нее инструкции по выживанию в тылу врага, выслушивала жалобы на подлую мамашу, на ее гадкий характер, непутевое детство и паршивое отношение к такой старенькой и такой немощной бабушке.

После таких бесед, Алиса садилась за стол, деревянными пальцами открывала учебник и до конца дня не реагировала на внешние раздражители.

Дни собирались в недели, сплетались в месяцы. Малыш учился сидеть, Алиса добывала знания, постигала нотную грамоту. Элла Ильинична совершала редкие вылазки в магазин и все больше погружалась в телевизор. Как-то раз она вернулась домой с пустыми руками и странным выражением лица. Загадочно улыбаясь и что-то напевая под нос, она прошла в свою комнату. Ни детский плач, ни вопросительные взгляды — ничто не привлекло ее внимания. Лишь час спустя она заглянула на кухню:

— Вероника, — неожиданно ласково начала она, и сердце мое сжалось от предчувствий, — сегодня я встречалась с Лерой. Мы с ней обо всем поговорили, вспомнили былые времена, всю нашу жизнь… — ее голос дрогнул, — Представляешь, я шла домой и плакала от счастья.

Она смотрела на меня, ожидая то ли поддержки, то ли одобрения. Ее глаза изливали тепло и нежность, о которых я и не мечтала, которыми не жаловали даже Малыша.

— Лера опять будет с нами, она сможет бывать у нас, позволит нам видеться с Женькой.

Свекровь произносила эти слова и, кажется, не верила в свою удачу.

— Заживем по-старому.

— По-старому?

Передо мной проплыл образ влюбленной в себя Леры. Я крепко зажмурилась, но образ не исчез, напротив, проступил еще отчетливей. Он затянул меня в дыру, увел в то далекое страшное прошлое.

— Женись на мне, Антон! — ядовитой струей Лерин голос просочился сквозь время, отравил мою новую жизнь.

Я громко хрустнула костяшками, тряхнула головой, картинка рассыпалась в мелкие брызги, и кровь от вонзившихся в душу осколков горячими струями засочилась по сердцу.

Я прижала к себе Малыша в нелепой попытке закрыть его от собственных воспоминаний. В этот момент я знала точно: никакой Леры здесь больше не будет.

Едва дождавшись Антона с работы, я выкатила ультиматум:

— На горизонте снова Лера! Выбирай: или она, или я!

— Про Леру не думай, — ответил Антон, — А вот с жильем у нас действительно проблемы, — его лицо потемнело, — Трудно делать прогнозы — не те времена. Деньги поступают с перебоями, и дом будет готов не раньше сентября. Так что ехать нам некуда.

— Думаешь, мы дотянем до осени, когда вернется Лера?

— Не вернется! — отрезал Антон, и на этот раз я ему поверила.

Услышав, что Леру здесь больше не ждут, свекровь пришла в ярость. Она обозвала Антона бесхребетным и удалилась, громко хлопнув дверью.

С этого дня наша жизнь изменилась. Теперь наш дом напоминал ристалище в канун сражения. Свекровь открыто восхваляла Леру, глумилась над Антоном, срывалась на Алису. Единственным светлым пятном оставался Малыш, но и с ним она почти не общалась, потому что с утра и до ночи торчала у Леры.

Малыш рос улыбчивым смышленым ребенком, и только благодаря детям моя безрадостная жизнь в доме свекрови окрашивалась в чистые тона. Стоило переступить порог детской, и быт, с его грязью, пороками и людскими страстями отступал на задний план. Мне улыбалось любящее лицо, ко мне тянулись маленькие ручки, а воздух наполнялся перезвоном капели. За окнами начиналась весна, просыпались звуки большого мира, совсем непохожего на затхлый мирок моей свекрови, душа открывалась навстречу порывам и я почти задыхалась от всего этого многообразия чувств. Каждый день, проведенный с сыном, становился для меня маленьким открытием. Я осознала: отношения «мама — сын» иной природы, чем отношения «мама — дочь». Я поняла, что эта связь имеет новую глубину и совершенно иные оттенки. Только родив мальчика, можно стать «матерью сына». Банально и в то же время ново. Впервые я ощутила абсолютную наполненность и завершенность. Благодаря сыну я узнала о себе много нового, мне открылось понятие безусловной любви. Поток, сходивший на нас в моменты общения, равнялся благодати, к которой стремятся самые ретивые гностики, а истинная радость не помнить себя оказалась полноценной заменой чувству собственной значимости. Когда я обнимала Малыша, мои желания реализовывались, как реализовывалась я сама: никаких помыслов, абсолютный покой и магия достигнутого. Наши души сливались в единое целое, и это целое начинало сиять изнутри светом состоявшейся гармонии. Все, чего лишила нас с Алисой моя вездесущая мать, все то, что она умыкнула в угоду своей ненасытной утробе, все доставалось мне одной, в то время, как свирепая хищная морда сидела в засаде, не приближаясь и не отравляя наше с сыном настоящее.