Читать книгу "Смерть длиною в двадцать лет - Ариэль С. Уинтер"

– Здравствуйте, мистер Розенкранц, – сказал детектив Хили и тут же участливо поинтересовался: – У вас все в порядке?

Ну правильно, не надо было улыбаться.

– Я просто есть очень хочу, вот, спустился.

– Ну, мы вам не помешаем. – При этом они даже не шелохнулись. И я тоже.

Я посмотрел на Конни, они также перевели на нее взгляды, и Конни, засуетившись, побежала на кухню.

Выгнув шею и глядя ей вслед, Хили спросил:

– Нам туда пройти?

– А это надолго?

– Нет, нет, ненадолго, – поспешил уверить меня Хили.

– Мы не хотели бы оказывать на вас какое-то давление, – сказал Добрыговски. – Учитывая то, что вы понесли такую утрату.

Лица их не выражали никаких эмоций, и невозможно было понять, насколько искренним было это их участие. Я решил больше не скрывать своего изнеможения. Как совершенно правильно заметил Добрыговски, я был в трауре, а человек в трауре должен выглядеть изможденным.

– Какой милый дом, – заметил Добрыговски. – Здесь, наверное, гораздо лучше, чем в отеле. – Предполагалось, что это прозвучит как вопрос, но я сейчас не был склонен к «наездам».

– В отеле нам сказали, что вы переехали на этот адрес, – объяснил Хили, снова морща лоб. – Вы уверены, что чувствуете себя хорошо? Вы неважно выглядите, мистер Розенкранц.

А Добрыговски прибавил:

– Тяжелая ночка выдалась? Спали как, нормально?

– Я спал отлично.

– А, ну да, понимаю. Это когда отрубишься и дрыхнешь до упора.

– Но сны-то снятся всегда? – поддержал разговор Добрыговски, глядя мне прямо в глаза.

– Не всегда, – возразил Хили. – Но обычно да, снятся. Обычно. Вам сны снятся, мистер Розенкранц?

Я ничего не ответил. Сам тон их разговора отличался от вчерашнего. Если они пришли сюда повеселиться, то я не собирался их развлекать.

Хили вдруг изобразил виноватое выражение на лице.

– Простите, мистер Розенкранц, я знаю, что вы только что потеряли жену и сына…

– Бывшую жену, – поправил я, сам не зная почему, но мне это показалось важным.

– Ну да, бывшую жену и сына. Вам так сейчас тяжело. Такой крепкий длительный сон очень благотворен. Своего рода защитный механизм организма. Сколько раз в своей жизни я мечтал о таком крепком, здоровом сне!

– А как долго вы спали, кстати? – поинтересовался Добрыговски.

– Вы для этого сюда пришли? Выяснить, сколько я спал? У полиции больше нет других проблем? – резко спросил я.

– Нет, конечно, не для этого. У нас вообще-то имеются вопросы, но, когда мы видим человека в таком измученном состоянии, конечно же, беспокоимся. Мы просто хотели бы помочь. В сущности, это и есть работа полицейских – помогать.

Мы все примолкли, надеясь угадать, поверил ли кто-либо из нас в это, но, похоже, ни один из присутствующих не был так глуп.

– Но в позапрошлую ночь вы вроде бы не очень хорошо выспались? – продолжал Хили. Он полез в карман, достал оттуда блокнот, открыл его и начал листать. – Вы сказали, что около полуночи были в доме своего сына, пробыли там от силы около получаса, а потом поехали обратно в «Сомерсет». То есть спать вы легли не раньше часа или половины второго? – И он посмотрел на меня, сурово сдвинув брови.

– Да, я так сказал. – Все это начинало меня нервировать. Я не понимал, зачем им понадобилось вернуться к моим прежним показаниям. Я чувствовал что-то неладное и боялся, что они все-таки меня в чем-то подозревают. Но думать об этом сейчас было невыносимо.

– Ну, похоже, так оно и было. Портье, дежуривший в ту ночь, показал, что вы вернулись примерно в час пятнадцать.

– Я не понимаю, – сказал я, надеясь, что выгляжу недоумевающим, а не испуганным. – Мы же с вами вчера все это обсудили. Тогда к чему опять все эти вопросы?

– Почему вы съехали из отеля? – спросил Добрыговски.

То есть они все-таки что-то подозревали.

– Тетя Элис предложила мне пожить у нее.

– Вы называете ее «тетей», но ведь она вам не тетя? – уточнил Хили.

– Она – сестра бабушки Куинн, моей бывшей жены. А это для вас так важно? Господа, я вообще не очень понимаю…

– И она вот просто так решила приютить вас? – вставил Добрыговски. Он был еще тот добряк, этот Добрыговски. «Этот парень только что потерял сына, значит надо хорошенько надавить на него» – такая у него была идея.

На это я ничего не ответил. Меня так жутко мутило – то ли от голода, то ли от страха. От спиртного я бы сейчас точно не отказался.

– Нет, мы просто пытаемся прояснить кое-какие моменты, – сказал Хили, явно изображавший доброго полицейского.

– Извините, господа, но Джо убили два дня назад. Я просто больше не могу опять это обсуждать.

– Надо же, как интересно вы выразились – «Джо убили»! – тотчас же уцепился за мои слова Добрыговски. – Ведь если бы это был просто несчастный случай, когда человек уснул с зажженной сигаретой, то вы бы, конечно же, сказали, что он умер, а не что его убили.

– Это просто оборот речи, – растерянно промямлил я.

Хили, вздохнув, посмотрел на Добрыговски, а мне сказал:

– Судмедэксперт утверждает, что ваш сын, похоже, и в самом деле был убит.

То есть они это выяснили. Это было как удар под дых. Лучше бы они сразу надели на меня наручники. Тогда была бы хоть какая-то определенность. Меня чуть не вырвало, но я сдержался, и получилось, что я просто рыгнул, поспешив прикрыть рукой рот, сразу ощутив в нем противный привкус алкогольного перегара.

Добрыговски поспешил заботливо обнять меня рукой, а Хили спросил:

– Вы в порядке?

Я закашлялся, сглотнул мерзкую вонючую слюну и, жестом показав, что со мной все в порядке, попросил лишь минутку на то, чтобы полностью прийти в себя.

– Мне жаль, что я вынужден сообщить вам новые неприятные известия, – сказал Хили, и в этом я мог смело ему верить – сожаление он выражал искренне. И реакция моя, как оказалось, была очень даже верной. Он подумал, что я чуть не задохнулся от отцовского горя, хотя у меня в тот момент был просто заложен нос. Между тем Хили продолжал: – Пока не точно установлено, но у него на черепе обнаружена трещина, возможно, случившаяся в результате падения. Возможно, она и не явилась причиной смерти, потому что он потом все-таки дошел до постели, лег и закурил сигарету. Но выглядит все это подозрительно, так что мы должны будем подробно изучить это обстоятельство.

– То есть поэтому вы решили перепроверить мои предыдущие показания?

– Простите. Нам этого тоже не хочется, но мы должны были сообщить вам эту новость, чтобы посмотреть, как вы ее воспримете.

– А-а, как восприму… – сказал я, уже начиная злиться. Злился я прежде всего на самого себя за то, что так поспешно позволил себе расслабиться. И за то, что, оказывается, был напуган больше, чем даже сам полагал.