Читать книгу "Черный легион - Богдан Сушинский"

— Позвоню по телефону — только и всего. Вечер начнется для него с приятного сюрприза

— А почему вы решили, что он не может быть действительно приятным? — мстительно спросила княгиня.

73

Скорцени появился минут через десять. Мария-Виктория ждала его, сидя в глубоком кресле у давно не знавшего пламени камина.

Когда штурмбаннфюрер вошел, она даже не подняла головы. Это только казалось, что камин чернел своим давно остывшим зевом. На самом деле там полыхал огонь, видимый только для Марии-Виктории и согревавший только ее.

— Вы все же решились вернуться сюда? — жестко спросил Скорцени, останавливаясь за спинкой свободного кресла, развернутого так, чтобы он мог сидеть в нем лицом к лицу с девушкой. — С какой миссией?

— Вежливые люди обычно начинают разговор с вежливого приветствия. Я понимаю, что в казармах СС таким тонкостям не обучают.

Скорцени озадаченно взглянул на Марию-Викторию. Она явно чувствовала себя хозяйкой положения. Хотел бы он знать, что дает ей такое право и такую уверенность.

— Тысячу поцелуев, синьора! — тем же фельдфебельским тоном изрек Скорцени, буквально захлебнувшись собственной вежливостью. — Позвать слугу, приказать принести вина?

В ту же минуту дверь едва слышно отворилась и на пороге появилась служанка Кардьяни — бойкая грудастая тридцатилетняя корсиканка, с которой Мария-Виктория познакомилась еще во время работы у архитектора. Она несла поднос, на котором стояли кувшин с вином и два бокала.

За тем, как она ставит их на столик между креслами, Скорцени следил почти затаив дыхание, будто на его глазах совершалось какое-то таинство.

— Спасибо за гостеприимство, дорогой штурмбаннфюрер, — язвительно улыбнулась княгиня. — Танцовщиц приглашать не надо. Флейтистов тоже.

— Но я и не заказывал это вино, — простодушно признался Скорцени. — Она явилась сюда, словно по заклинанию.

— Вот это вы могли бы и скрыть от меня, — продолжала в том же духе Мария-Виктория, — коль уж у вас не хватило фантазии заказать ради нашей встречи даже кувшинчик вина. Ладно, не тушуйтесь. Разговор у нас будет деловой и предельно короткий.

Все тем же околдованным взглядом Скорцени провел несколько подзадержавшуюся корсиканку (она ждала дальнейших приказаний) до двери, решительно сел за столик и принялся наполнять бокалы красным, возможно, тоже корсиканским, вином.

— Явиться сюда, Катарина, вы могли только окончательно потеряв чувство самосохранения. Хотя это единственное чувство, к которому никогда не стоит относиться легкомысленно.

Френч Скорцени был расстегнут. Ворот рубахи тоже. Узел галстука съехал набок. Сардони так и подмывало приподняться и самой привести его мундир в надлежащий, истинно немецкий порядок.

— Если вам очень нравится называть меня Катариной — я не возражаю. Но когда окажетесь у меня на приеме, советую все же помнить, что в кругу друзей меня знают как княгиню Марию-Викторию Сардони. Я же со своей стороны обещаю пригласить вас на первую вечеринку, которую организую на своей вилле Орнезия неподалеку от Генуи.

— Княгиня? — задумчиво спросил Скорцени, отпивая из своего бокала. — Мария-Виктория? То-то я думаю, почему все поиски корней Катарины Пьяццо, как вы числились по ведомству нашего уважаемого архитектора Кардьяни, наталкивались на стену откровеннейшей дезинформации.

— Вот и подумайте после этого, чего стоит ваша служба досье.

— Итальянская, синьора, итальянская. Но о том, что вас зовут Марией Сардони, я уже слышал.

— Кстати, вы забыли обратиться еще к одному, очень надежному, источнику.

Скорцени вопросительно взглянул на девушку. Изгнание из виллы-замка Карпаро явно пошло ей на пользу. Она убийственно похорошела. А эти ожившие томные глаза с вишневой поволокой…

— Лично ко мне.

— И вы, конечно же, откровенно поведали бы, кто вы, откуда появились в Риме и на вилле, на кого на самом деле работаете, — саркастически поиграл желваками Скорцени. — Если бы вы действительно поступили таким образом, я перестал бы ценить вас как разведчика.

— Господи: «ценить как разведчика». Думаете, для меня это важно?

— Если нет, то это не делает вам чести.

— Но бог мой, я рассказывала бы о себе не штурмбаннфюреру С С, а инженеру Отто Скорцени.

74

Мария-Виктория сделала несколько жадных глотков и по-мужски припечатала бокал к столику, чуть не пролив при этом остатки вина. Скорцени заметил, как она нервничает.

«Не надолго же хватило ее выдержки и блефа», — подумал он, поняв, что на виллу Мария-Виктория прибыла одна. Никого, кто бы подстраховывал ее, поблизости нет. Если не считать человека, ожидающего где-то неподалеку, у машины. Который не в счет.

— То, что я вам только что сказала, — правда. Я — княгиня Сардони. Ближайшие месяцы проведу на вилле Орнезия. Говоря об этом, надеюсь, что вы не станете пускать своих людей по моему следу. А если и вздумаете прибегнуть к такому способу, то по крайней мере мои признания избавят вас и ваших людей от лишней траты времени.

— Уж не вообразили ли вы, что, завершив операцию, связанную с папой, Главное управление имперской безопасности все свои лучшие силы бросит на расправу с некоей Катариной Пьяцци, она же Мария-Виктория княгиня Сардони?

— Можно подумать, что до сих пор вы стреляли исключительно в пап, президентов, маршалов и императоров, — устало произнесла Сардони. — И хватит об этом. Я рискнула появиться на вилле Карпаро только потому, что… — замялась она, — очень хотелось повидаться с вами. Меня привело сюда только это и ничто другое.

— Я не знаю, как следует реагировать на такие признания коллеги, — честно признался первый диверсант рейха.

— Хотелось бы, чтобы не так, как на признания синьориты Фройнштаг.

Скорцени великодушно промолчал.

— Я меняю способ жизни. Возвращаюсь в тот круг, в котором, собственно, и должна была вращаться все эти годы. Так оно и было бы, если бы не некоторые обстоятельства.

— Война, — понимающе кивнул Скорцени, настраиваясь на разговор в том тоне, какой предлагала Мария-Виктория.

— Увы, мои скитания в облике Катарины Пьяцци начались задолго до войны. Война же не только не усугубила их, наоборот, несколько упорядочила. Не стану посвящать вас в подробности. Ни вам, ни мне это ни к чему. Но мы оба прекрасно понимаем, что война близится к концу. А значит, скоро вам придется сменить свой эсэсовский мундир на обычный цивильный костюм от берлинского или парижского портного. Мне очень хочется, чтобы, встретившись, мы начинали воспоминания о нашем знакомстве с этого вечера, а не с «расстрела» в роще.

— Не думаю, чтобы впечатления от нынешней беседы оказались более контрастными, чем от объяснения там, в лесу, у судного оврага. Но если желаете, воспоминания мы будем начинать только с нынешнего вечера.