Читать книгу "Тибо, или Потерянный Крест - Жюльетта Бенцони"

Ответ не слишком его удивил: он давно утратил всякие иллюзии — если допустить, что они у него когда-нибудь были, — насчет того, чего стоил его кандидат. Конрад де Монферра был выбран собравшимися почти единодушно и стал королем Конрадом I Иерусалимским. В Тир было отправлено посольство для того, чтобы сообщить ему эту новость и предложить готовиться к коронации в Сен-Жан-д'Акре.

Новый король, словно нектаром богов, упивался своим триумфом в Тире, празднично освещенном до самых крепостных стен и до мачт украшенных флагами судов, плясавших на волнах в порту, как плясал народ на площади. Наконец-то его дело победило, наконец-то его оценили по достоинству, и не все ли равно, если англичанина, считавшего себя хозяином, к этому принудили! Значение имел только результат: теперь все равные ему пришли к согласию и вручили ему судьбы королевства, подхваченного на краю пропасти. Сознавая, чего он стоит, — «человек наиболее достойный благодаря своей осторожности и своей храбрости», — он чувствовал, что сможет оправдать огромные надежды этой вверившейся ему христианской земли.

— Я отстрою заново королевство ваших предков, душа моя, — очень серьезно сказал он Изабелле, которая смотрела на него, лежа в постели с пурпурным пологом. — Я посвящу этому все свои силы, все свои старания, потому что я научился любить эту землю, принадлежащую вам по праву рождения. И в этом я клянусь вам, как поклянусь в этом перед Богом, когда архиепископ возложит корону на мою голову. Вместе с вами, если вы этого захотите, мы совершим великие дела ради вящей славы Божией и ради блага наших подданных!

Продолжая говорить, он отошел от окна, через которое смотрел на ликующий город, и, приблизившись к кровати, опустился рядом с ней на колени, устремив свой орлиный взор в глубину синих глаз своей молодой жены.

— Наш брак не дал вам счастья, — вздохнул он. — Я знаю, что вы меня не любите и, наверное, не полюбите никогда, и сожалею об этом, потому что я люблю вас. Конечно, по-своему, что не совпадает с вашими представлениями о любви. Но... я хотел бы завоевать, по крайней мере, ваше уважение, хотел бы, если вы не можете быть счастливы, чтобы вы хотя бы могли гордиться тем, что вы — моя королева. Я предлагаю вам великую судьбу. Хотите ли вы принять ее, честно и с полным доверием?

Изабелла немного помолчала, вглядываясь в этого человека, которого с первого взгляда безотчетно возненавидела, не догадываясь о том, что за его неумолимой жестокостью и отталкивающей гордыней скрывалось глубокое и искреннее стремление к величию. Она увидела будущее, которое может открыться перед ней, если только она постарается заглушить голос своего сердца. В эту минуту Изабелла поняла, что не имеет больше права к нему прислушиваться, если только речь не идет о ее детях — маленькой Марии... и о том, кто только что дал знать о себе. С задумчивой улыбкой она протянула Конраду обе руки:

— Будьте уверены, супруг мой, что я буду вам верна и всегда готова трудиться бок о бок с вами, повинуясь вам, на благо нашего народа и ради его будущего. И ради наших детей. Возможно, к осени у нас будет сын, которого вы так ждете!

— Вы беременны? Это правда?

— Мне кажется, сомнений уже не осталось. Я узнала об этом сегодня утром.

Монферра уткнулся лицом в нежные ладони, которые так и не выпустил из своих рук.

— Спасибо! — прошептал он. — Спасибо, милая моя королева, за ту великую радость, которую вы мне дарите!

Изабелла почувствовала, как по ее ладоням струятся слезы этого железного человека.

Начались приготовления к коронации и бесконечные поездки туда обратно между Тиром и Акрой. Конрад уже дважды побывал там, чтобы присмотреть за убранством собора и покоев, в которых должны были поселить его новый двор и благородных гостей: ожидался сам Ричард и предводители крестового похода.

В тот вечер — 28 апреля, за день до отъезда, — Изабелла, немного утомленная, потому что ей пришлось почти весь день провести на ногах, примеряя королевские наряды, ушла в купальню и провела там очень долгое время, позабыв даже выйти к ужину. Она так долго не появлялась, что ее супруг, потеряв терпение, но все же снисходительно попросил Хелвис передать ей: пусть продолжает купаться, сколько ей будет угодно, он же отправится к епископу Бове, с которым завязал дружбу во время осады Акры, на ужин.

Бывший маркиз де Монферра не питал особого расположения к представителям Церкви, но этот епископ мало походил на других. Филипп де Дрё, брат графа Роберта II и внук французского короля Людовика VI Толстого, был необычным прелатом. Этот статный тридцатидевятилетний мужчина, воинственный и наделенный невероятной жизненной силой, облачился в сутану лишь из-за своего положения младшего в семье, да и то надевал ее редко, явно предпочитая кольчугу. Этот французский пэр, получивший миропомазание в Реймсе, был одним из тех увенчанных шлемом епископов, каких не так уж мало было в те времена и которые, не пренебрегая своим религиозным долгом, более того — движимые глубокой верой, — умели истолковать учение Христа по-своему и были не прочь сразиться с неверными, как только представлялся такой случай. Святая земля не была для него неведомой землей.

В 1178 году, двадцатипятилетним, он, узнав о блестящей победе прокаженного короля при Монжизаре, в порыве восторга отправился в крестовый поход. Но Иерусалим не успел им полюбоваться, поскольку, едва прибыв, он в битве при Панеасе попал в плен и был, бог знает почему, отправлен в Месопотамию, куда увез его с собой донельзя обрадованный такой ценной добычей эмир. В плену он пробыл недолго, поскольку сумел заплатить немалый выкуп, который с него потребовали, и вернулся во Францию.

Бедственное положение Иерусалимского королевства и осада Акры заставили его снова пойти воевать, но после отъезда Филиппа Августа он отказался признать своим командиром английского короля, которого ненавидел всей душой, как и почти все английское, а потому поселился у своего друга Монферра и стал ждать дальнейшего развития событий.

— Ричард не дойдет до Иерусалима, — предрекал он. — Все, чего он хочет, это показать всем, и в первую очередь — Саладину, что он — единственный достойный его противник.

Восшествие Монферра на престол его сильно обрадовало, поскольку было неугодно Ричарду. В тот вечер два друга весело проводили время за ужином, празднуя грядущее событие, но очень уж долго засиживаться не стали, потому что на следующий день надо было отправляться в Акру.

Филипп не пошел провожать Конрада: от его дома до замка было рукой подать. Монферра пришел пешком, по-соседски. Кроме того, он любил в одиночестве прогуливаться по улицам Тира, а эта весенняя ночь была уже по-летнему теплой и светлой. Внезапно к нему приблизились два человека добродушного вида и протянули ему прошение, которое он без всякой опаски принял, на радостях готовый оказать любую милость и дать любое позволение. Но, пока он читал бумагу, один из этих двоих вонзил ему в грудь кинжал. Коротко вскрикнув, Монферра рухнул замертво, а убийцы быстро скрылись из виду.

Кто-то, ставший свидетелем преступления, поднял тревогу, и преступники были схвачены, не успев добраться до убежища, если, конечно, оно вообще у них было. И в самом деле, они позволили себя схватить, не оказав сопротивления и с полным равнодушием к ожидавшей их участи. Балиан д'Ибелин, к которому их привели, не прибегая к пыткам, дознался, кто они такие. Эти люди были так называемыми гашишинами, или хашишинами[87], чьим хозяином был почти фантастический, странный и пугающий персонаж, которого называли Горным Стариком и чье окутанное легендами имя внушало на Востоке повсеместный страх.