Читать книгу "Зейнсвилл - Крис Сэкнуссемм"

К другим новостям. Минсон Фиск, отныне самый богатый атлет мира, вновь появился после своего странного исчезновения во время «Покраснения» Лос-Вегаса (так стали известны тамошние события). По всей видимости, гея-тяжеловеса лечили от некой раны в голову в ветеринарной клинике, самом лучшем заведении, какое удалось найти, учитывая беспорядки в городе. Считалось, что чемпиона сбили с ног и неумышленно покалечили его собственные обожающие поклонники. Впрочем, средства массовой информации не подозревали, что истинной причиной ущерба был шок, который испытал Минсон увидев, как его давно потерянный и предположительно покойный отец-гомосексуалист в шоколадного цвета вечернем платье занимается любовью с его матерью на столе китайского ресторанчика. Не знали средства массовой информации и того, что, когда Минсон пришел в себя, первая его мысль была о трех китайцах, которых он видел в забытьи и которые предупредили его о том, как наберет силу движение геев-задир, малоприятное побочное следствие его победы. Что до будущего, то журналисты могли только гадать, но, внезапно разбогатев, Минсон вскоре отправит родителей на остров на Карибах, где Эрата Прауд станет могущественной мамбой.

Арета так и не вернулся в Манхэттен. Он отказался от мечты о социальной революции и заново придумал себя — стал жить в доме на пляже с Эратой и неопрятной игуаной по имени Флип Уилсон и преподавать в школе для местных ребятишек, временами совершая вылазки в мир высокой моды, чтобы сделать наброски для пары-тройки ансамблей. Дни, проведенные им у сатьяграхов, стерлись из его памяти так же полно, как его карьера адвоката. Лишь изредка, рано утром, он снова видел во сне туннели и Чистотца, и только однажды ему довелось лицезреть великих эйдолонов: Селезень Дули и Убба Дубба прогуливались по залитому лунным светом пляжу в сопровождении ребенка, который был наполовину орангутангом, наполовину селезнем. Но он почти ежедневно ощущал их присутствие, свое единение со всем миром, какое испытал на бульваре Рональда Рейгана. Он так и не узнал правды про Ищейку, но, может, оно и к лучшему.

А вот про Уинна Фенсера — или, во всяком случае, о его официальных выступлениях — журналисты знали. Мультимиллионер, чей мозг умер, скончался в частной клинике в Сен-Поле. Согласно голографическому завещанию, его пост в «Витессе» и полный контроль над его имуществом переходили к Джулиану Динглеру, который как раз подумывал о переносе штаб-квартиры корпорации в Питтсбург — в новый комплекс, построенный на месте старого парка «Макропотамия».

По возвращении из стремительной инспекционной поездки по отделениям «Витессы» в Европе Динглер задержался в Нью-Йорке, чтобы дать пресс-конференцию, на которой вкратце изложил суть своих коренных реформ. Выбранный для конференции стадион «Янки» был забит до отказа. Среди прочего Динглер пообещал закрыть все секретные лаборатории корпорации и предоставить общественности доступ ко всем новым исследовательским проектам. «Мы проветриваем лабиринт, в который превратилась „Витесса“, — заявил он. — Мы накладываем запрет на производство любых новых психотропных препаратов, выпускаемых любыми нашими дочерними предприятиями, и приглашаем группу независимых экспертов для составления доклада о полезности или опасности всех находящихся в данный момент в обращении лекарств. Также мы серьезно пересмотрим структуру нашего бизнеса. Мы намереваемся вернуть различие между бизнесом и правительством и стереть различия между бизнесом и общечеловеческими ценностями. У „Витессы“ достаточно человеческих и финансовых ресурсов, а также интеллектуальной собственности, чтобы разработать новое определение Качества Жизни, которого возможно достичь в масштабах всей планеты. Будет положен конец неуемной алчности. Прекратятся уничтожение на корню экосистем и порабощение народов. Мы собираемся доказать жителям этой планеты и самим себе, что человечество — это не конец, а только начало. И теперь в память об этом обете и чтобы возглавить нас в своего рода молитве, с которой, думаю, согласятся все присутствующие, Селезень Дули и Убба Дубба выступят с очень важным сообщением».

Огромных мультяшных существ встретил гром аплодисментов (по слухам, слышный от парка «Палисейдс» до Флэтбуша[113]), когда они завели стадион хором спеть старую добрую рэп-версию песни протеста «Будь у меня молот», а после объявили, что вот-вот станут гордыми родителями нового биологического вида и что приглашают людей всего мира помочь выбрать имя младенцу. Предложение может внести кто угодно. Все имена будут участвовать в лотерее, которая состоится 4 июля, а исключительно важную бумажку вытянет Ариэль Струг, храбрый глава детского движения «Хрен Селезню», парализованный от талии и ниже в результате увечья, нанесенного в ходе нападения на мирную демонстрацию христианских фундаменталистов.

Следя за церемонией по радио в катящем на север «Духокрузере», Чистотец спрашивал себя, может, он тоже обманка, запасной вариант? Может, истинной программой мессии, если таковая существовала, были Селезень Дули и Убба Дубба и мутантный дар, который они вот-вот произведут на свет?

Праздник на стадионе «Янки» закончился салютом из артиллерийских орудий, после которого Джулиан Динглер, исполняя свое обещание стать более доступным, отказался от лимузина и вертолета и на подземке поехал в Гарлем, чтобы пешком пройтись до Центрального парка. Его телохранители яростно противились такому решению, а секретные службы «Витессы» вывели на улицы своих оперативников, но Динглер предпочел гулять в обществе одного Дули, и это зрелище — миллионер и огромный синий селезень, который, отдуваясь, шагал бок о бок с ним, — жители Нью-Йорка никогда не забудут.

Сами о том не зная, Динглер и Дули свернули к Форту Торо, где у Зеркального Поля на них собрались посмотреть все его обитатели. Сатьяграхи устроили праздник в честь заявления Динглера, уверенные, что здесь не обошлось без Парусии Хид — особенно если учесть, что после долгого молчания она наконец вышла на связь и назначила новой главой общины Баулу Шварцчайлд. Это решение было воспринято сперва с недоумением, а после с неподдельным энтузиазмом — в духе новых надежд на исцеление.

Но Джулиану Динглеру эта прогулка открыла глаза. Многое из увиденного он не скоро забудет, но дольше всего его станет преследовать образ белого мужчины, который бормотал в толпе чернокожих; и битого стекла, сияющего, как битое стекло на солнце. Худой бомж был одет в обноски, смеялся себе под нос, а рядом с ним сидел огромный безобразный пес. Задние ноги полукровки были встроены в коляску для гольфа с ржавыми колесами. При их виде Динглеру подумалось, что этот трясущийся человек и его искалеченный пес на самом деле единое существо, которое, хихикая и скрипя, вот-вот исчезнет в недрах города.

А тем временем мысли Чистотца были столь же чисты, как страницы книги Юлы, так же открыты, как трасса, которая привела их к мосту через реку Симаррон.

Бак «Духокрузера» был заправлен под завязку, а сам сверкающий серебром голубой автобус гудел на мерной скорости мимо расстрелянного из обреза старого придорожного щита, который одиноко стоял посреди неряшливого ячменного поля.