Читать книгу "Тонкая темная линия - Тэми Хоуг"

– Она его вымыла?

Ноблие мгновение обдумывал свой ответ, потом решил, что Анни заслужила честный ответ.

– Нет.

При мысли об этом Анни замутило.

– Это значит, что в лаборатории смогут сравнить образцы крови и тканей.

– Я на это надеюсь.

– Хорошо.

Шериф снова замолчал, нахмурился, глядя на Анни. «Плохой признак», – подумала она.

– Я много размышлял обо всем последние дни, Анни, – снова заговорил Гас. – Я не могу, позволить помощникам шерифа вести самостоятельную работу и расследовать дела, которые им никто не поручал.

– Никак нет, сэр, – пробормотала Анни.

– Ты всегда совала свой нос туда, куда не следовало.

– Так точно, сэр.

– От тебя одни неприятности. Ты сеешь раздор, не выполняешь приказы.

Анни молчала. Да и что она могла на это ответить?

– С другой стороны, твои поступки говорят о твоей инициативности, силе духа, амбициозности… – Маятник качнулся в противоположную сторону. – Скажи честно, Анни, почему ты остановила Фуркейда в тот вечер?

– Потому что так следовало поступить.

– А почему взялась сама за дело Ренара?

Теперь пришла очередь Анни как следует взвесить свой ответ. Она могла сказать, что не доверяла способностям Стоукса, но это было бы не совсем верно. В ее душе перевешивало другое.

– Потому что я чувствовала, что обязана это сделать ради Памелы. Я была первой, кто увидел, что сотворил с ней убийца. В этом было что-то… очень личное. У меня возникло ощущение, что я перед ней в долгу. Я нашла ее тело, я хотела добиться для нее справедливости.

Гас кивнул головой, поджал губы.

– Ты еще не говорила с прессой?

– Нет, сэр.

– На пресс-конференции сегодня днем я скажу, что ты работала под прикрытием, чтобы помочь раскрыть это убийство. Твой следующий чек в день зарплаты учтет переработку.

Глаза Анни широко раскрылись. Это прозвучало как явная взятка.

Ноблие читал по ее лицу как в открытой книге. Он нахмурился:

– Я не хочу, чтобы кто-то усомнился в моей власти, Анни. Мои помощники работают на меня, а не за моей спиной. Оплата сверхурочных – это премия. Договорились?

– Да, сэр.

– Тебе придется еще чертовски много учиться, чтобы понять, как вращается этот мир, Бруссар. – Шериф уже был готов отпустить ее, его внимание переключилось на записи, которые он готовил для пресс-конференции. – Поскорее выздоравливай и выходи на работу… детектив Бруссар.

«Детектив Бруссар». Анни произнесла это несколько раз, пока ковыляла обратно к выходу. Звучало это очень хорошо. Она вынула из кармана крокодильчика в красном берете и кинула его в мусорную корзину, когда проходила мимо стола сержанта.

Фуркейд ждал ее на улице. Он прислонился к стене здания, скрестив ноги, засунув руки в карманы куртки. Его глаза смотрели на нее с тревогой.

– Ноблие перевел меня в детективы, – объявила Анни, все еще боясь поверить в это.

– Я знаю. Я тебя рекомендовал.

– Ах вон оно что!

– Там твое место, Туанетта. Ты хорошо работаешь. Глубоко копаешь. Ищешь правду, сражаешься за справедливость, именно так и должно быть.

Анни едва заметно пожала плечами и отвернулась. Ей стало не по себе от похвалы Ника.

– Что ж, я лишилась формы и возможности гонять на машине.

Фуркейд не улыбнулся. Анни удивилась. Ник выпрямился и дотронулся до щеки Анни.

– Как ты себя чувствуешь, Туанетта? Все в порядке? На Анни столько навалилось, что она только тяжело вздохнула.

– Не совсем.

Ей хотелось сказать, что за последние десять дней она стала совсем другим человеком, но предвидела ответ Ника. Он скажет, что она просто не удосужилась поглубже заглянуть в себя. Интересно, что же видит сам Фуркейд, когда заглядывает так глубоко в себя.

– Погуляешь со мной? – спросила Анни. – Вдоль затона?

Ник нахмурился, оглядел бульвар, стоянку, улицу.

– Ты уверена?

– Я два дня пролежала в постели. Мне необходимо двигаться. Пусть медленно, но я должна ходить. – И Анни пошла вперед одна. Фуркейд пристроился рядом. По дороге к затону никто из них не произнес ни слова. Когда они подошли к берегу, стайка диких уток взлетела с громким шумом, потом птицы снова опустились на шоколадно-коричневую воду и, словно поплавки, закачались среди тростника.

Анни осторожно села на край садовой скамейки и вытянула вперед раненую ногу. Фуркейд занял другой конец скамьи. Место между ними занимал Маркус Ренар.

– Он ни в чем не был виноват, Ник, – негромко сказала Анни.

Фуркейд мог бы поспорить. Маниакальное увлечение Маркуса Памелой Бишон стало катализатором для поступка его матери. Но Ник понимал, что это бессмысленно.

– А если бы он был виновен, что это бы нам дало?

Анни задумалась на мгновение.

– По крайней мере, было бы легче все объяснить.

– Ты права, – пробормотал Ник. – Он не был виноват. Я совершил грубый промах. Я ошибся, а человек из-за этого погиб. Это останется со мной до конца жизни.

– Не ты же спустил курок.

– Но ведь именно я зарядил револьвер, верно? Дэвидсон ни секунды не сомневался, что именно Ренар убил его дочь, и частично потому, что я так сильно верил, что Маркус Ренар убил ее. Моя точка зрения стала его точкой зрения. Ты должна знать, как это бывает… Я ведь пытался и тебя перетянуть на свою сторону.

– Только потому, что в этом был смысл. Никто не может упрекнуть тебя в отсутствии логики, Ник.

Его лицо вдруг озарилось мимолетной улыбкой, но губы сохранили горькую складку.

– Нет, но моя ошибка лежит глубже. Я верю, что лучше все делать со страстью, чем предаваться апатии.

Он слишком отдавал себя делу, работа стала его жизнью, воздухом, которым Ник дышал. Все остальное ушло на второй план. Окунувшись в эту манию, он вдруг понял, как легко потерять перспективу и человечность. Ему нужен был якорь, второе «я», голос, который задавал бы ему вопросы, противовес его целеустремленности. Ему нужна была Анни.

– Я слышала, что Притчет собирается снять выдвинутые против тебя обвинения, – сказала она.

– Да. Итак, я не только явился косвенной причиной смерти Ренара, но еще и получил от нее выгоду.

– И я тоже. Мне не придется давать показания. А это большое облегчение, – призналась Анни, мысленно приказывая Нику посмотреть на нее. Фуркейд повернул голову и взглянул ей в глаза. – Я не хотела этого делать, Ник, но мне бы пришлось.

– Я знаю. Ты женщина строгих убеждений, Туанетта. – Он улыбнулся ей нежно и печально. – И с чем же я остаюсь?