Читать книгу "Заговор - Джонатан Рабб"

— Значит, ничего не пришло, — ответила Сара. Взгляд был все еще отсутствующий, но память работала четче.

— Вам надлежит ждать контакта, — добавил Стайн. — Он если когда и устанавливался, то всегда вызывался иным набором кодов.

— Итак, речь идет о кодограмме отсрочки с измененной последовательностью. — Тоби вновь пребывал в своей стихии.

Он снова принялся молотить по клавиатуре, на экранах возникали и исчезали мириады изображений, сплошь заполненные непонятными символами.

Впервые за последнюю минуту Сара подняла взгляд. Пристально посмотрела на Ксандра. Оба промолчали.

Через три очень долгие, томительно тянувшиеся минуты Тоби остановился и откинулся в кресле.

— Неплохо. — Он кивнул на экран. — У вас перед глазами ваш черный ход. Щелкни разок — и отсрочка. Однако две проблемы. В данный момент я не могу быть уверен, что команда на отсрочку дойдет до каждой группы.

— Это что значит? — Вопрос задал О'Коннелл.

— Это значит, что мы не сумеем остановить первые несколько трансляций.

— Сколько? — спросила Сара, снова полностью овладев собой.

— Не знаю.

— Прикинь! — повысил голос О'Коннелл.

— Все, чему назначено случиться, скажем, в ближайшие шесть часов.

— Это самое большее три акции, — подсчитал О'Коннелл. — По мне, допустимо. А вторая проблема?

— Если верить этому, то происходит так: я шлю отсрочку, и все стирается.

— Верно, — согласно кивнул Боб. — Как раз поэтому в Аммане коды были изменены.

— Ему пришлось всю систему снова запустить, чтобы провести новые трансляции. — Тоби улыбался, наслаждаясь беседой. — Операциональная реинтерфейсировка: новые трансляции — новые коды.

— Оставьте основы программирования, — заговорил О'Коннелл. — Что значит «стирается»?

— Это значит, что все до последнего байта информации смываются и вытираются насухо.

— И с этим ничего не поделаешь, — кивнул Стайн.

— Это значит, — добавил Тоби, — что придумавший эту штуку не желал, чтобы кто угодно посылал отсрочки, не имея на то веской причины. И вот еще что это значит: тут все устроено так, чтобы в случае если кто-то (вроде нас) сумеет отыскать черный ход, то незваным гостям все равно не удастся пошарить по шкафам, когда они через этот ход пройдут.

— Мы теряем все? Ничего не останется? — спросила Сара.

— Я неясно выразился? — обиделся Тоби. — Nada, как говорят в Испании. Ничего. Даже курсора. И никакая взрывчатка не понадобится, потому как для подрыва тут ничего стоящего не останется. — Все молчали. — Ну так что делать будем, ребята? Отсрочка или нет?

Некоторое время никто не проронил ни слова.

— Получается, что масса людей будет сидеть и поджидать весточки от Эйзенрейха, — сказала Сара, — а мы не будем знать, кто они. — Она взглянула на О'Коннелла. — К тому же мы не узнаем, во скольких школах обучается новое поколение последователей.

— А каковы альтернативы? — вмешался Ксандр. — Если мы этого не пошлем, то уж предельно точно узнаем, кто они такие: они за восемь следующих дней в этой стране все с ног на голову поставят.

— Что ж, значит, мы позволим им исчезнуть, по лесам разбежаться? — спросил О'Коннелл.

— Они уже там, — объяснил Ксандр. — Ожидают. А мы велим им подождать немного. Не надо забывать, как установил Эйзенрейх и что предписывает манускрипт: каждый играет свою роль. Ландсдорф мертв — так где источник? Кто отправит новые коды? Вотапек? Седжвик? Уверен, как раз они и представляют собой те неувязки, которые ваши ведомства национальной безопасности способны соединить. — Ксандр взглянул на О'Коннелла, потом на Сару. — Лучшее, что мы можем сделать, это оставить мальчиков и девочек Эйзенрейха ожидать приказа, который никогда не придет.

— А когда они вырастут? — спросила она.

— Без манускрипта, без тех, кто станет с ложечки вскармливать их на «слове, завещанном Эйзенрейхом», они ничего не сделают. Им нужно сказать, что требуется сделать, но поблизости не окажется того, кто это скажет.

О'Коннелл вздохнул:

— Вы вкладываете слишком много веры в четырехсотлетнюю теорию, профессор.

— Нет. Я вкладываю свою веру в людей, которые буквально следовали этой теории. Они хотели создать последователей, а не вождей. Нам остается только надеяться, что они в этом преуспели. — Он обернулся к Тоби: — Шлите отсрочку. Велите им… хранить терпение.

Тоби поднял глаза на О'Коннелла, тот посмотрел на Сару. Она кивнула. Еще миг — и все экраны в лаборатории замерцали пустым белым светом.

* * *

Тоби оказался точен почти до минуты. За шесть часов страна пережила события, ставшие почти трагедиями. Во-первых, попытка убийства Линь Цзебяо, которая играла не последнюю роль в составе китайской торговой делегации. По счастью, покушавшиеся были обнаружены всего за несколько минут до того, как мадам Линь готовилась выступить с речью, которая транслировалась по телевидению; оба снайпера были убиты, имена не сообщались. Однако вопросы оставались. Где была служба безопасности? Не связано ли это с несчастьями, имевшими место в Вашингтоне? в Новом Орлеане? с английским послом? Два часа спустя неполадки в компьютерной системе Лос-Анджелесского международного аэропорта только подлили масла в огонь. Там тоже в последнюю минуту героическими усилиями удалось предотвратить несчастье, однако, несмотря на это, что-то похожее на панические нотки стало заполнять программы радио- и теленовостей. Неужели полиция и другие правоохранительные органы беспомощны? Неужели Соединенные Штаты в конце концов пали жертвой всемирного терроризма? И ряд не менее ужасных происшествий вызывал все больше кривотолков (худшее из них — почти полный крах «Белл Юго-Западная») — каждое было своевременно обнаружено, и до катастроф дело не дошло, но тем не менее нервозности и обеспокоенности добавило.

Сообщение о подлинной трагедии было передано в вечерних выпусках новостей. Тело вице-президента Пемброука обнаружено в его кабинете, диагноз: сердечная недостаточность. В обращении к народу президент Уэйнрайт сказал о глубокой скорби, в которую погрузила всю страну внезапная смерть его друга. Отличавшийся превосходным здоровьем сорокапятилетний вице-президент пал жертвой неизвестного вируса, которым заразился, очевидно, во время недавней поездки в Малайзию. Врачи из Центра вирусологии имени Гопкинса мало что могли к этому добавить.

Президент сразу же переключился на более тревожные и злободневные события. Говорил он с легкой фамильярностью, которая давно уже завоевала ему симпатии публики:

— За прошедшую неделю мы стали свидетелями чудовищной вереницы нападений, каждое из которых имело целью сокрушить наш дух. И всякий раз, несмотря ни на что, мы побеждали. Мы пресекали действия тех, кто тщился нарушить покой нашего разума, силился нарушить образ жизни, который все мы давно привыкли ценить и беречь. И пусть — в этом у меня нет сомнений — случались моменты, когда подступал страх, даже паника, но ни разу мы не поддались на эти угрозы. Нет. За всем этим мы видели главное, то, что составляет суть: стойкость и мужество американского народа. Эти нападения были безумными, привнесенными из чужих земель, но мы не должны уделять им внимания больше, чем они того заслуживают, мы должны осознавать, как бледнеют они в сравнении с подлинной утратой нынешнего дня — смертью Уолтера Пемброука.