Читать книгу "Смерть в рассрочку - Борис Сопельняк"

А что же Гесс, что в это время делал он? Интерес английских спецслужб, так же как и правительственных чиновников к бывшему рейхсминистру заметно снизился, а потом вообще пропал. Игры в сепаратный мир закончились, теперь надо было воевать. Но Гесс считал себя настолько важной персоной, что не мог допустить такого поворота дел. Он привык быть в центре внимания! Чтобы напомнить о себе, с ноября 1941-го он начал симулировать потерю памяти. Врачи обследовали Гесса, сказали, что он совершенно здоров и посоветовали не валять дурака. Тогда он инсценировал попытку самоубийства. Охрана эту попытку предотвратила. Гесс выждал момент и снова попытался покончить с собой. Эта попытка тоже оказалась неудачной.

Кто мог тогда знать, что будет еще одна, куда более удачная попытка, когда много лет спустя он перехитрит английскую охрану?! А пока что Гесс отсиживался то в Тауэре, то в домике с видом на глицинии и ждал окончания войны.

Летом 1945-го его переправили в Нюрнберг и он оказался на скамье подсудимых. Виселицы он, кстати, избежал чудом: Советский Союз требовал для него смертной казни, и только более мягкая позиция Англии, Франции и США позволила сохранить ему жизнь. Так он получил пожизненный срок и стал заключенным № 7 Межсоюзной тюрьмы Шпандау. Эта тюрьма была одной из самых известных в Германии. В начале века здесь содержались преступники-рецидивисты, но с приходом к власти Гитлера ее стали использовать в качестве военной тюрьмы предварительного заключения. Провинившихся солдат после суда отправляли на фронт или в концлагеря, а их места занимали наиболее непокорные военнопленные. Долгие годы на стенах многочисленных камер были видны надписи, сделанные на польском, чешском, французском, английском и русском языках. Их писали люди, которых затем спускали в подвал, где была своя газовая камера и даже гильотина. Здесь же на заключенных проводили изуверские медицинские исследования.

Но с 18 июня 1947 года эта мрачная тюрьма стала пристанищем для семи видных гитлеровцев, по тем или иным причинам избежавшим смертной казни. Так случилось, что к 1966 году в тюрьме остался один Гесс. Одни, в том числе Нейрат, Редер и Функ, были освобождены по состоянию здоровья, а у Деница, Шираха и Шпеера истек срок заключения. С тех пор сложнейшая тюремная машина стала работать на одного Гесса. А в том, что эта машина имела хитроумнейшую конструкцию, учитывающую немалый опыт в такого рода делах Англии, Франции, США и Советского Союза, нет никаких сомнений.

Тюрьма имела свой Устав, Верховную и Высшую исполнительную власть, свой правовой комитет и четырех директоров, которые встречались для обсуждения текущих вопросов не реже одного раза в неделю. Первого числа каждого месяца происходила смена военного караула внешней охраны тюрьмы, в этот же день менялся и так называемый председательствующий директор. Расписание было утверждено раз и навсегда.

Раз в месяц проводилась инспекция тюрьмы, в которой участвовали военные коменданты соответствующих секторов Западного Берлина и представители посольств.

Тщательнейшим образом были разработаны все нюансы медицинского обеспечения, питания, взаимоотношения с охраной, цензуры писем, свиданий с родственниками и т. п.

Сбежать из Шпандау нельзя, но выбраться можно

Эту немудреную истину Гесс усвоил довольно быстро. Но вначале он решил испытать бдительность и доверие друг к другу союзников по антигитлеровской коалиции. Начал он с проверенного метода — симуляции потери памяти и психического нездоровья. Чтобы разоблачить эту игру, на этот раз собрались врачи из всех четырех стран. Они быстро уличили Гесса в симуляции, и ему пришлось признать, что все это время он притворялся и, действительно, ломал комедию.

А вскоре подоспела новость, которой он не мог не воспользоваться: приговоренные к смерти гитлеровские бонзы были повешены, а Геринг, приняв яд, успел покончить с собой. Гесс тут же вспомнил, что после Геринга именно он является прямым преемником Гитлера — и провозгласил себя «будущим фюрером новой Германии». Он даже написал программу государственного и общественного устройства этой новой Германии… Но союзники наживку не проглотили и в ответ на эти демарши тюремный режим сделали еще более строгим.

Тогда Гесс категорически отказался выполнять какую-либо работу, перестал производить уборку в своей камере и при каждом удобном случае старался в той или иной форме поиздеваться над представителями администрации. Так он демонстрировал «несломленную силу своего духа» — эту фразу Гесс не раз произносил вслух.

И вообще, он никогда ни в чем не раскаивался, нацизм считал самой совершенной идеологией, Гитлера — самой выдающейся личностью в истории Германии, а себя — мучеником, пострадавшим во имя великой Германии. В официальной справке, подписанной представителями администрации тюрьмы, говорится: «С 1979 по 1986 год Гесс написал пять прошений об освобождении, адресованных главам правительств четырех стран. Эти прошения обосновывались его возрастом и плохим состоянием здоровья, но не было даже признаков раскаяния. Три западных правительства дали согласие удовлетворить просьбу Гесса об его освобождении. Советское правительство через своего директора дало отрицательные ответы на первые два прошения, остальные были игнорированы.

Несмотря на длительное время, пребывания в тюрьме, состояние здоровья Гесса остается хорошим для его возраста. Он обладает здравым рассудком, очень логичен в суждениях, до сих пор свободно владеет английским и французским языками. Живо интересуется политическими событиями, увлекается изучением карты Луны, проявляет повышенный интерес к вопросам долголетия, читает научную литературу. Каждое утро делает гимнастические упражнения, во время прогулок старается больше двигаться. Обладает очень хорошим аппетитом. В своем поведении старается показать себя твердым, независимым человеком. Пытаясь добиться для себя определенных выгод, не пренебрегает ложью».

Что верно, то верно — ложь, вранье и притворство стали второй натурой Гесса. Причем, он не придавал никакого значения тому, что его измышления тут же разоблачались: судя по всему, чувства стыда он вообще не испытывал. Чтобы убедиться в этом, проанализируем хотя бы одно из его слезных писем с просьбой об освобождении.

«К ПРАВИТЕЛЬСТВАМ ЧЕТЫРЕХ СТРАН, ОСУЩЕСТВЛЯЮЩИХ УПРАВЛЕНИЕ МЕЖСОЮЗНОЙ ТЮРЬМОЙ ШПАНДАУ

До сих пор я был слепой на три четверти, но оставшаяся здоровой половина левого глаза была безупречной. В пятницу, 17 августа 1984 года, я обнаружил, что не в состоянии прочесть обычный газетный текст. Даже крупные буквы заглавия одной из газет не просматривались, на их месте была белая пустота.

После интенсивного обследования американский врач установил отслоение сетчатки глаза. Он объяснил, что в моем возрасте прикрепление сетчатки с помощью лазера не представляется возможным. Отслоение будет продолжаться до тех пор, пока я полностью не ослепну. Периоды улучшения будут чередоваться с периодами ухудшения, вплоть до наступления полной слепоты…

Следует отметить, что находившиеся ранее со мной в тюрьме Шпандау заключенные, приговоренные на Нюрнбегском процессе так же, как и я, к пожизненному заключению, которые были почти на два десятка лет моложе меня, освобождены по состоянию здоровья. В связи с этим я ссылаюсь на мое нынешнее состояние здоровья: я страдаю от нарушения кровообращения… После двадцатиминутной прогулки в саду я чувствую тяжесть в области сердца, что вынуждает меня присесть для отдыха, после которого я могу гулять еще непродолжительное время.