Читать книгу "В тени Нотр-Дама - Йорг Кастнер"

Епископ Парижский был или слишком горд, или слишком умен, чтобы обратиться с ответной речью к враждебному войску. Ни разу его стража не выступила, и это перед лицом воинственного превосходства было едва ли храбро — но зато гораздо умнее. Вероятно, Луи де Бомон решил, что лучше пожертвовать Собором и защищать свой дворец. Домов во славу Бога было в избытке, а вот дворец епископа Парижского — только один.

Так или иначе, но войску оборванцев не было оказано никакого сопротивления. При отблеске факелов и во время обращения Клопена то там, то тут в домах зажигались огни, и некоторые горожане выглядывали из окон. Когда они обнаружили, в какую армию стянулись здесь все отбросы Парижа, огни снова потухли, а окна поспешно захлопнулись. К чему рисковать жизнью ради Собора? Молиться можно и в приходской церкви.

Так беспрепятственно Клопен сумел отдать свой приказ:

— Вперед, друзья! На Собор, эй вы, задиры!

Штурмовая группа из тридцати человек отделилась от толпы и взобралась на ступени Главного портала — неуклюжие парни, вооруженные тяжелыми молотами, щипцами и железными кусачками. Пожалуй, было бы проще попытаться у Малых ворот, но это не казалось важным великому полководцу Клопену Труйльфу. Возможно, он говорил, что большому войску требуется большая площадь для нападения. Во всяком случае, под нами раздался громкий стук и царапанье, сопровождаемое криками и проклятиями напрасно трудящихся задир. Другие оборванцы собрались вокруг них. Их разочарованные лица показывали, как мало поддался Главный портал под стрельчатой аркой.

Я обернулся к Зите, хотел ее спросить, не стоит ли нам бежать через боковую дверь, прежде чем ворвутся оборванцы. Но египтянка исчезла. Я догадался, куда она убежала, и хотел последовать за ней, но таинственный шорох и глухое царапанье остановило меня.

Деревянный столб, который, казалось, парил на галерее, поднятый волшебной силой, в действительности лежал в руках Квазимодо. Он внимательно следил за штурмом и поднял балку со стройки на Южной башне, чтобы использовать ее как оружие. Тяжело дыша, он взял мощный кусок дерева и перекинул его через перила.

Огромный снаряд упал вдоль фасада, оцарапал его, отбил пару рук и ног у каменных фигур и непоколебимо закрутился вокруг себя, словно крылья ветряной мельницы. Он обрушился прямо на лестницу и проломил черепа и кости доброй дюжине разбойников. Затем столб скатился с грохотом залпа фальконета вниз по ступеням на стоящих внизу и кричащих в ужасе людей, разбежавшихся в разные стороны. Некоторые споткнулись о своих товарищей и замешкались. Балка нагнала их и переломила им ноги, как осенний шторм обламывает высохшие ветки.

Скуля, раненые остались лежать на опустевшей Соборной площади. Задиры тоже спаслись бегством от невидимого соперника. Клопеи отступил со своей армией за пограничную стену, откуда полностью ошеломленные, они обескуражено таращились на Собор и на небо, откуда рок обрушился на их соратников. Башенная галерея лежала в темноте, по ту сторону света их факелов, и ужасный Квазимодо остался для них скрыт.

Клопен сделал так, как поступает полководец, если победа значит больше, чем все остальное. Он снова бросил своих солдат на штурм, крича призывным голосом:

— Разграбить!

Но армия стояла тихо. Воинственный дух их военачальника, похоже, не передался им. Пока не было иного выбора, кроме как собраться возле портала и ждать обрушившихся балок. Задиры собрались вокруг Клопена и объяснили ему, что если они и не обломают себе зубы о крепкие порталы, то потом их вырвут клещами.

Клопен знал ответ и крикнул:

— Здесь нужен таран, и небо само послало нам его. Бог с нами, он дал нам в руки ключ от Собора! — с наигранным почтением он наклонился, и в свете факела я видел волчий оскал на лице Клопена. Он победил, сломав лед.

Большинство мужчин собрались в кучу возле балки, подняли ее и превратили в могущественную штурмовую сороконожку, которая пробежала по площади, взлетела по ступеням и с тяжелым грохотом обрушилась на Главный портал. Если я скажу, что стены западного фасада задрожали под натиском, это не будет преувеличением. Снова и снова отъявленные негодяи таранили ворота под крики «ура!»

Возможно, епископ укрепился в своем дворце, горожане притворились спящими в своих каморках, но у Собора был только один защитник, который отвечал всей компании — Квазимодо. Даже если ему теплая плоть цыганки была больше по сердцу, чем холодные камни храма Божьего, воздействие оказалось одинаковым. То, что король оборванцев прокламировал освобождение Эсмеральды, ускользнуло от ушей глухого. Он видел там внизу свору, бросившуюся на Нотр-Дам, и принял это за нападение на свою подопечную. Для простого сознания звонаря оборванцы были нарушителями права убежища, так что он боролся с ними всеми средствами.

Пока ворота дрожали под ударами тарана, Квазимодо прыгал как демон между Южной башней и галереей туда и сюда, чтобы нагромоздить возле перил все, что плохо лежало. Он использовал гору камней для ремонта стен, а заодно — и инструменты, и даже тачку. Когда он собрал достаточно снарядов, то открыл свою канонаду и обрушил ее с непрекращающейся равномерностью часового механизма. Как раскачивающийся маятник он брал снаряд, перевешивался через перила, кидал его, двигался обратно и хватал новый камень или что притащил. Делалось это так быстро, что всегда два снаряда одновременно были в воздухе, и оборванцы, в плотных рядах которых образовались огромные дырки, возомнили об огромном числе защитников, во много раз превышавшем их.

Когда некоторые стали предполагать, что Собор сам защищается от нападавших и стряхивает свои камни на них вниз, вмешался Клопен Труйльфу с призывными словами. Бог разозлился из-за предстоящей отмены права убежища и поэтому он — на их стороне. Смертельный град идет от священников, которые будут подняты на копья и поджарены, как только ворота поддадутся. И когда пара мошенников снова захотела отступить, белая плетка Клопена оставила кровавые следы на их лицах.

Численное превосходящие осаждающие отошли от ужаса огромной летящей балки и принялось за штурм заново, несмотря на обстрел Квазимодо. Раз за разом таран ударялся в ворота, которые охали и дрожали, как человек в смертельной борьбе. Клопен хлестал своей плеткой и делал это в такт ударам тарана. Матиас держался на заднем плане со своими цыганами. Они расположились лагерем у входов в дома по ту сторону ограничительной стены и были готовы к тому, чтобы поспешить на помощь Зите, пока оборванцы штурмовали Собор.

Тяжелые вздохи портала говорили о скором успехе ударов тарана. Квазимодо не падал духом и снова прыгал туда-сюда между Южной башней и галереей. Как одержимый, он складывал штабелями связки хвороста, поверх досок и маленьких балок, а сверку ложились оловянные рулоны, которые целыми днями доставлялись сюда рабочими. Напряженно и одновременно недоуменно я следил за его деятельностью, в которой не мог увидеть ничего осмысленного. Неужели от неистовства он окончательно потерял рассудок?

Он вернулся с фонарем из башни и метнул его с воинственной усмешкой в поленницу. Стекло треснуло с легким звоном, и горящее масло вылилось из оловянного стакана на дерево. Тут же вспыхнуло пламя, с жадной поспешностью пожирая все, и залитая маслом поленница оказалась охваченной огнем. Он поднялся выше и перекинулся на перила, словно хотел проглотить весь Нотр-Дам. Дико пылающее пламя пожара осветило еще ужаснее отвратительное лицо Квазимодо. Оно то полыхало красным жаром ада, то снова удалялось в мрачную тень.