Читать книгу "В погоне за счастьем - Дуглас Кеннеди"

Я должна рассказать Ронни.

Да, — сказал Джек. — Я тоже об этом подумал. Хочешь, я сам му позвоню?

Нет. Он должен услышать это от меня.

Я попросила Джо подняться наверх и поискать в бумагах Эрика расписание гастрольного тура Ронни. Он нашел его на том же столике, где лежало уведомление из налоговой. В тот вечер Ронни выступал в Хьюстоне. Я дождалась полудня, чтобы позвонить ему, — к этому времени я уже вернулась к себе и даже начала заниматься организацией похорон. Мой звонок явно разбудил Ронни. Он, казалось, был удивлен, услышав мой голос, но в следующее мгновение не на шутку разволновался.

Что-то ты мне не нравишься, — сказал он.

Мне плохо, Ронни.

Это из-за Эрика, да? — тихо спросил он.

И тогда я рассказала ему. Я старалась быть краткой — зная, что снова расклеюсь, если начну вдаваться в подробности. Когда я закончила, в трубке воцарилось долгое молчание.

Ронни… ты в порядке? — наконец спросила я.

Молчание.

Почему он не позвонил мне? — еле слышно произнес он. — Или тебе?

Я не знаю. А может, и знаю, но не хочу говорить, что…

Он любил тебя больше…

Прошу тебя, Ронни. Прекрати. Я не выдержу…

Хорошо, хорошо.

Снова молчание.

Ты еще здесь? — спросила я.

О господи, Сара…

Он разрыдался. Внезапно связь оборвалась. Через полчаса он сам перезвонил мне. Голос его дрожал, но он все-таки старался держать себя в руках.

Извини, что повесил трубку, — сказал он. — Я просто не мог.

Не нужно ничего объяснять, — ответила я. — Тебе лучше?

Нет, — безучастно произнес он. — Я никогда не смогу оправиться от этого.

Я знаю. Знаю.

Я действительно любил его.

И он тебя, Ронни.

Я расслышала, как он с трудом сглотнул, сдерживая слезы. Почему мы всегда стараемся казаться храбрыми в ситуациях, когда эи совершенно не нужно?

Я не знаю, что сказать, — произнес Ронни. — У меня в голове не укладывается.

И не надо ничего говорить. Похороны послезавтра. Ты сможешь приехать?

Боюсь, что нет. Бейзи — строгий руководитель. Он бы еще отпустил на похороны матери. Но чтобы лететь в Нью-Йорк на похороны друга? Об этом не может быть и речи. К тому же начнут задавать вопросы, что это за друг такой.

Не переживай.

Как же не переживать? Я хочу быть там. Я должен быть там.

Позвони мне, когда вернешься. Звони в любое время.

Спасибо.

Береги себя.

Ты тоже. Сара?

Да?

Что мне теперь делать?

Что до меня, то я точно знала, что буду делать. Положив трубку, я бросилась в спальню, рухнула на кровать и дала волю чувствам. Я рыдала, казалось, целую вечность. Джек пытался утешать меня, но я упорно прогоняла его. Мне необходимо было выплакаться, выплеснуть в слезах горе страшной утраты.

В такие минуты думаешь, что поток слез не иссякнет никогда. Но так не бывает. В конце концов физическая усталость заставляет тебя остановиться, успокоиться, отрешиться от ужаса происходящего, Вот и тогда, проревев час (а может, и полтора, я совсем потеряла счет времени), я заставила себя встать с постели. Я разделась, сбросив одежду на пол. Побежала в ванную. Пустила воду — настолько горячую, насколько могла терпеть. Морщась от жгучей боли, я легла в ванну, и мое тело быстро приспособилось к обжигающе-горячей воде, Я взяла рукавичку и умылась. Потом положила ее на лицо и лежала так, пытаясь ни о чем не думать. Джеку хватило мудрости не заходить ко мне. Он держался на расстоянии. Когда я вышла из ванной — в халате, с тюрбаном на голове, — он не стал обнимать меня, произносить нечто банальное вроде: «Тебе лучше, лорогая?» Он был достаточно умен и понимал, что сейчас меня лучше не трогать.

Вместо этого он спросил:

Есть хочешь?

Я покачала головой. Села на диван.

Иди ко мне, — сказала я.

Он сел рядом. Я взяла его лицо в свои руки. Я не сказала ни слова. Просто смотрела на него, очень долго. Он тоже молчал. Не спрашивал, о чем я думаю. А может, и знал. Ты единственный, кто у меня остался. Единственный.

Похороны Эрика состоялись через два дня. Прощание прошло в ритуальном зале на углу Амстердам-авеню и 75-й улицы. Пришло совсем немного народу: Джек и Мег, Джоэл Эбертс, какие-то друзья Эрика еще с театральных времен, пара сокурсников из Колумбийского университета. От Эн-би-си так никто и не явился, Марти Маннинг прислал венок и письмо с соболезнованиями, в котором написал, что Эрик был не только блестящим автором комедии, не и настоящим человеком… который не заслужил такой судьбы:

«Мы живем в странное время, — написал Маннинг, — когда такого веселого и благородного человека, как ваш брат, угрозам доводят до отчаяния. В нашем шоу его любили все. Нам всем хотелось бы прийти и проститься с ним, но в понедельник у нас большой репетиционный день. И как бы сказал сам Эрик. „Шоу должно продолжаться". Пожалуйста, знайте, что мысленно мы с вами…»

Я прекрасно знала (от Эрика), что по понедельникам было всего лишь первое чтение сценария недели — и начиналось оно никак не раньше одиннадцати утра. Если бы Маннинг и компания захотели прийти, они вполне могли бы успеть на панихиду к десяти утра. Но мне было понятно их нежелание светиться на похоронах. Точно так же был понятен смысл его слов о том, что Эрика угрозами довели до отчаяния. Как и все, Маннинг и его команда с ужасом сознавали, что не застрахованы от подобной участи. И я нисколько не сомневалась в том, что по сорок третьему этажу Рокфеллеровского центра гуляет директива Айры Росса о том, что сотрудникам Эн-би-си не следует появляться на похоронах… а вдруг ФБР решило поставить в дверях своего человека, который записывал имена всех, кто осмелился проявить теплые чувства к Эрику.

Но, видимо, мистер Гувер и его приспешники сочли, что мой умерший брат больше не представляет угрозы для национальной безопасности, поскольку я не заметила следов присутствия агентов ФБР в церкви Риверсайд, если только они не вели тайную слежку. Десяток скорбящих гостей, осмелившихся прийти, расселись в первых рядах и слушали, как священник унитарной церкви воспевает целостность натуры Эрика, его совесть, его мужество. Священника звали Роджер Вебб. Похоронное бюро рекомендовало именно его, когда я сказала, что Эрик, по сути, был человеком неверующим («Тогда этот унитарный священник — тот, кто вам нужен», — сказал мне распорядитель похорон). Я ожидала увидеть почтенного священнослужителя, который зачитает несколько молитв, пробурчит парочку банальностей, поглядывая на часы. Но Роджер Вебб оказался молодым, честным и удивительно приятным человеком. Он позвонил мне накануне похорон и долго расспрашивал про Эрика. Я предложила ему приехать ко мне домой и обсудить все при личной встрече. Он появился ближе к вечеру — тридцатилетний парень из Колумбуса, штат Огайо, с мальчишеским лицом. После нескольких реплик, которые он обронил за чашкой кофе, я почувствовала, что мне с ним повезло — как и все представители унитарной церкви, он был либералом. Поэтому я не побоялась открыться ему и честно рассказала обо всем, что произошло с Эриком, — прежде всего о достойном, но губительном для него выборе, который он сделал, когда отказался выдать друзей. Я даже рискнула ромянуть о его связи с Ронни.