Читать книгу "Ну, здравствуй, жена! - Татьяна Геннадьевна Абалова"

руку от припухших губ.

Глава 59. Эксперимент

К моменту возвращения лорда все вещи, которые он притащил из модной лавки и которые Юлия впопыхах разбросала по комнате, исчезли. Их судьбу выяснять молодая хозяйка не спешила. Ей было не до того.

Она, смущенная дерзким поцелуем Раттара и трясущаяся от страха, что сей поступок мог увидеть милорд, который весь путь до покоев молча тащил ее за руку, лихорадочно подбирала слова оправдания.

И когда Изегер завел «неверную жену» в комнату и, сведя брови к переносице, обхватил ее лицо ладонями, она первая же выпалила:

- Я не виновата, он сам...

Брови «рогоносца» медленно поползли вверх.

- Он?!

- И вообще, ты не так все понял...

- Я?!

- Это был прощальный поцелуй. Сначала меня поцеловала бабушка, потом Яры-са, а потом...

- Раттар?!

Она кивнула. Вернее, попыталась кивнуть, потому как ладони, обхватившие ее лицо, стали железными.

Взгляд Изегера соскользнул на губы «супруги». Та быстро их облизала.

- И как? Понравилось?

- Э...

- Я заставлю тебя его забыть.

 

Заставил.

А потом Юля взяла инициативу на себя, пока не дошла до состояния «о, боже, кто такой Раттар?», а позже, когда власть вновь взял Изегер, поцелуй урийца если и не был вычеркнут из списка «приятных», то спустился на последнее место в череде всех возможных, в том числе таких, как «чмоканье друга в щеку в детском саду».

Юля пришла в себя только тогда, когда поняла, что она и милорд совершенно голые и сейчас произойдет «то самое». От страха она непроизвольно напряглась. И зажмурилась. И кажется, даже перестала дышать.

Изегер, который как раз собирался раздвинуть ноги «жене» и сделать ее таковой без условных кавычек, почувствовав одеревенение ее тела, застыл. Он никогда ничего не делал против воли женщины. Те случаи, когда Картора и Тиль Грасси поспособствовали в осуществлении права первой ночи, вообще не в счет. Тогда все казалось сном, а слезы чужих невест, если таковые и были, засчитывались как счастливые.

 

Юля, сообразив, что продолжение буксует, открыла один глаз.

Ее поразило лицо Изегера. Куда делся кураж страсти? Отчего такой задумчивый вид?

Открыла второй глаз, но картинка не поменялась.

- Что? - выдохнула она.

Он медленно покачал головой.

- Ты меня не хочешь? - слова произносить стало трудно, поскольку рот моментально пересох.

- Хочу, но...

- Но? - Юле вдруг стало стыдно. Он смотрит на нее, а она лежит словно распластанная лягушка. И что это еще за «но»? Она стыдливо потянула простыню на себя, резко спихнув с колен ладони Изегера, который не очень-то противился, и скрутилась в позу эмбриона.

Милорд, понимая, что промедлив, допустил оплошность, улегся за спиной «жены» и прильнул к ней так тесно, что она попой ощутила его не спадающее напряжение. Обнял, не позволяя даже шевельнуться, и... заговорил:

- Я хочу тебя так, что могу взорваться в любой момент. Разлететься на тысячу кусков. И каждый из этих кусков будет сдыхать от желания обладать тобой.

- Весьма образно, - пробурчала Юля. «Но что еще ждать от солдафона? Объясняется в любви как может».

- Я зацеловал бы каждый миллиметр твоего тела и мне было бы мало...

- Так в чем же дело? - настроение возвращалось, а воображение бурно рисовало ликование всех этих крохотных миллиметров.

- Все дело в строне.

- Он закрывает целых двести двадцать пять квадратных миллиметров? - Юлия посмотрела вниз, пытаясь определить истинную площадь, грозящуюся остаться незацелованной.

 

Рука милорда обхватывала уже не так крепко, мало того, она переместилась и теперь лежала на груди, которая от такого прикосновения начала посылать импульсы в нижние отделы организма, отвечающие за продление рода.

Юлька поерзала попой и вызвала шипение Изегера.

Когда он вновь смог говорить, то привел такой веский довод, что протесты смысла не имели.

- Все дело в строне. В родовом амулете, который пробуждает в супругах желание, преследуя определенную цель - зачатие наследника. И я не хочу, чтобы ты чувствовала себя обманутой.

- Если я забеременею, ты перестанешь меня желать? - Юлия уже развернулась, но не смотрела на «супруга», до ужаса страшась найти в его глазах ответ еще до того, как он заговорит.

- Боюсь, это ты перестанешь меня хотеть, - Изегер грустно улыбнулся. - И как только я увижу, что у тебя на шее болтается амулет Обожания, я сразу пойму, что все кончено. В Агриде в большинстве магических семей так и случается.

- Поэтому ты не признаешься мне в любви? - теперь она жаждала узнать правду, но «муж» закрыл глаза. Очевидное заставило сердце сжаться. - Ты просто не знаешь, любишь ли меня на самом деле?

- А ты знаешь?

Юля зажала строн в кулаке, подергала цепочку, силясь разорвать ее, хотя понимала, что та гораздо крепче брачных уз.

- А если взять в процентном выражении, то сколько супружеских пар в Агриде несчастны по вине строна?

- Много. Слишком много.

- Это не ответ.

- Девяносто девять процентов.

- Ага! Значит, у нас с тобой есть шанс оказаться счастливыми - целый процент! Это же здорово!

 

Изегер не успел оглянуться, как Юля уже сидела на нем верхом.

- Ты рискуешь! - предупредил он, проводя ладонями по ее ногам от самых пяточек вверх. Замерли руки только на талии: усилия воли сурового военачальника на это хватило.

- Я все придумала, - радостно известила Юлия, тыча пальцем в грудь «мужа». - Мы проведем эксперимент.

Видя его удивленный взгляд, пояснила:

- Помнишь, ты говорил, что строн на Земле обязательно снимется?

- Н-ну, да...

- Так вот, - Юля беспокойно поерзала, снедаемая совсем другим возбуждением, но едва сдерживаемое терпение военачальника лопнуло, и ладони, сделав рывок, сжали полушария груди. Юлька взвизгнула и отбила атаку простым шлепком. - Не мешай!

- Все! Все! Сдаюсь! - Изегер убрал руки. - Продолжай!

- Мы можем узнать, любили ли друг друга по-настоящему только в том случае, если я сниму строн на Земле.

- Я понял, - помрачневший Изегер пересадил Юлю на кровать, а сам поднялся. - Я отправлю тебя на Землю, как и обещал. Совсем скоро. И если ты обнаружишь там, что не любишь меня, нам даже не придется прощаться.

- Нет-нет-нет! Не уходи, - Юлия схватила лорда за руку. - Если ты уйдешь, то сорвешь эксперимент. Помнишь, нам дан